Онлайн книга «Ночь над Манхэттеном»
|
Хэтти тоже остановилась. А остановившись, схватилась за голову. Она — чудовище. Большое страшное чудовище, о двух головах, с рогами и копытами, которое плюется огнем и ходит по головам. Ее разум давно уже действует самостоятельно и отдельно от души. Две разные Хэтти — Старая и Новая — прекрасно уживаются в одном теле, они перестали спорить и мешать друг другу, просто в определенные моменты жизни в игру вступает то одна, то другая. И причем обе — не желают останавливаться, завладевая жизненным пространством вокруг. Одна Хэтти больше не хочет ни денег, ни положения в обществе, а хочет лишь Оливера и готова принять его таким, каков он есть, даже если обнаружится еще любая другая неправда. Если человек лгал, значит у него были на то свои причины. Вторая Хэтти упрямо шагает вперед, внедряя в жизнь задуманное шесть лет назад и отсекая все остальное, как ненужный балласт. А шесть лет назад она решила во что бы то ни стало покорить Нью-Йорк. — А зачем? — всегда спрашивала Мадлен. — Чтобы статуя Свободы заглядывала в окно и улыбалась мне, как равной. — А зачем? — Таковы мои амбиции. Мадлен качала головой и в чем-то сомневалась. Но никогда не продолжала дискуссию. Мадлен всегда считала, что в Нью-Йорке достаточно просто жить, а покорять статую Свободы вовсе не обязательно. Может быть, поэтому уже пять лет сидела в секретаршах? Мадлен, кстати, обрывала телефон и слала странные сообщения, но Хэтти принципиально ни с кем не общалась уже больше недели. Она не помнила, как ушла с того вечера и как прошел еще день до возвращения в Америку. Хэтти жила все это время, словно зажмурив глаза и заткнув уши. Она боялась Стефана и ждала его звонка больше всего на свете по двум причинам. Новой Хэтти было чудовищно стыдно за свою позорную выходку, а Старая беспокоилась, перечислят ли ей вторую половину гонорара или Стефан оставит деньги себе, сочтя это компенсацией за чудовищный моральный ущерб. Обе Хэтти были не прочь сохранить свое человеческое лицо: и перед Оливером с его тайнами, и перед Стефаном с его гонорарами. И обе Хэтти стояли, повернувшись друг к другу спиной, каждая ждала со своей стороны вестей и разрешения ситуации. Что же ей выбрать? На что рассчитывать? В каком направлении загадывать желание и откуда ждать ответа? Хэтти ломала голову, шагая из угла в угол бессонными ночами, но за все это время не предприняла ни одного реального действия. — Ну как? Получается тропинка? — Бабушка стояла в дверях подбоченившись и сурово глядела на нее. — Какая тропинка? Бабуля, время — два часа ночи. Почему ты не спишь? — Хороший вопрос. Я могла бы задать такой же тебе. — Ну я… Просто я… — Протаптываю тропинку от комода к окну. Да? — Э… — А я, между прочим, не могу уснуть, потому что за стенкой хорошо слышно, как ты топаешь в своих кедах и половица скрипит. Ты могла бы выбрать другое направление, например от кровати к двери? Так получится поперек досок. — Хм. Могла бы. — Будем считать, что договорились. А теперь рассказывай, что тебя подхлестывает к такому активному образу жизни. — Ничего не подхлестывает. Просто… мне есть о чем подумать, вот я и… А ночью очень хорошо думается. — Это ясно. Что у тебя с твоим Оливером? — Не знаю. — А с работой? Джонни сказал, что тебя собираются увольнять. Два с половиной месяца отпуска — это слишком. — Я чувствую, — ядовито отметила Хэтти, — что Джонни стал тебе роднее собственной внучки! — Ты знаешь — да. По крайней мере у него хватает ума звонить мне раз в неделю и справляться о здоровье, даже когда вы разошлись, а кое-кто умудрялся забыть обо мне на несколько лет. — Вот и усынови его! — Хэтти обиженно отвернулась, взмахнув волосами. — Кстати, зачем ты постриглась? Тебе было лучше с длинными. — Так было надо для роли, — процедила она. — Это хорошо, что ты не видела, какого я была цвета. — Надеюсь увидеть в ближайшем будущем. — Бабушка, ну почему ты так критично настроена насчет моей актерской карьеры?! — Потому что это не принесет тебе счастья. Лучше бы ты забеременела от Джонни и вышла бы за него замуж! Или за Стефана. Или за своего Оливера на худой конец. Хэтти разозлилась. — Вот ты не поверишь! Именно на худой конец я и собираюсь сделать! Бабушка смягчилась: — Хэтти, милочка, пойми, я все вижу. Я не хочу решать за тебя, но просто со стороны ошибки всегда видней. Тебе нужна женская судьба, тебе нужен дом… — Вот именно! — Я имею в виду — семейный очаг. Тебе нужны детки. Мне все равно, с кем ты станешь жить, но ты не должна больше быть дельцом, который заколачивает миллионы. Ты должна быть Женщиной! Мне кажется, для своих двадцати шести ты и так уже немало потрудилась. Остановись. Иначе будет поздно. Хэтти вздохнула. — Да я бы и сама не прочь остановиться. Только не знаю как. Бабушка! Ну что мне делать! Я надела Стефану на голову ведерко со льдом и теперь не знаю, как помириться! А ведь это было прямо на банкете! Я поссорилась с Оливером, потому что он оказался лжецом, которому стукнет двадцать восемь и у которого есть невеста. К тому же он оказался актером и знаменитым ловеласом… Я его люблю и не хочу расставаться. А еще меня мучает раздвоение личности! Что делать?.. Она замолчала, услышав странные звуки. Бабушка смеялась. Она полулежала на диване и смеялась клокочущим старческим смехом. — Что тут смешного?! Мне нужно к психоаналитику, а ты смеешься! — Я… ой… Стефан!.. Ну, ты молодец! Это после всего, что он для тебя сделал!.. Не могу… После всего, что он тебе простил из вашего прошлого!.. Ведерко со льдом!.. — Если бы ты знала, что он сделал на том банкете! — Хэтти, я тебя не узнаю. — Да если бы ты видела… — Что за монстр поселился у тебя в душе? Она вздрогнула и передумала спорить дальше. — Не монстр. А чудовище с двумя головами! А Стефан… — Девочка моя, да какая разница! Он — твой режиссер. К тому же — он твой давний друг. — Ах, бабушка, я теперь вообще не знаю, что мне нужно! — Перестань мучиться. Я знаю, что тебе нужно. — Н-да? — саркастично процедила Хэтти. — И что же? Дом и детей? — Нет. Тебе надо отодрать свою попу от дивана и хоть что-нибудь предпринять. — Не поняла?! — Не в прямом смысле, конечно. Ты почти и не садишься на диван, все время ходишь туда-сюда. Просто бездействие — хуже всего. Ты можешь остаться ни с чем, с одним только раздвоением личности. |