Онлайн книга «Французская любовь»
|
Она прилетела в начале весны. Нет, точнее будет — не прилетела — ворвалась в мою жизнь. Ураганом. Вихрем, закружившим нас на несколько дней в каком-то бешеном, стремительном танце. Я снял номер в отеле, скрылся от друзей, изменил график работы, забросил все дела. Все, кроме воскресного визита к родителям, — это было бы чересчур. Почему я так подстраивался под нее? Потому что она показалась мне мимолетной стихией, которой в тот момент совсем не хотелось противиться. Ее восхищало все. Мой родной город словно заиграл свежими красками, заискрился, зацвел. Ее восторг подкупил меня, и я охотно показывал ей Париж во всем его многообразии, вширь и вглубь. А дорогие моему сердцу места вовсю старались — приобретали какое-то новое, трепетное, ошеломляющее даже меня очарование. Мы бродили по городу целыми днями, в отель возвращались поздно, а там, невзирая на усталость, исступленно занимались любовью. На следующий день все повторялось. Она была ненасытна. Хотя в быту, как ни странно, совершенно непритязательна. Никаких требований, намеков, просьб — ангел во плоти, да и только. Кофе с круассаном — утром, суп, бокал вина и свежий сыр — днем. Все остальное время — кофе—кофе—кофе, много кофе, и — любовные утехи. Нескончаемые, изощренные. Ее безудержная похотливость, не свойственная советским девушкам, отсутствие каких бы то ни было предрассудков и безраздельная властность в постели являлись настоящим откровением. Мне не нужно было ничего изобретать — все придумывала она. Я не возражал. И все всегда складывалось как нельзя лучше. Без единого прокола с моей стороны. Но и отказывать я, кстати, умел. Когда замечал, что мною начинают манипулировать. Этого я не позволял никому. Никогда. — Жерар, милый… О, эти чарующие капризные напевы… — Да, ма шерри! — Через два дня мне улетать, а ты так еще и не познакомил меня со своей компанией. Обещал же, плутишка! Не помню я что-то подобных обещаний. Разве что в любовном угаре расщедрился? — С кем? Милая, разве мы не договаривались? Ни слова… — Помню-помню, — легкое раздражение в голосе, — …ни слова о том, что не касается нас двоих. Нам так хорошо… не будем терять время и опускаться до пошлых выяснений… не будем усложнять… не будем отвлекаться на банальности… Что там еще ты мне вливал? Ах, да. Самое главное. В вашей семье все браки свершаются в соответствии с традициями, с положением… Голос окончательно поскучнел, пыл как-то слишком резко угас: — С родословной… — Момент, но мы достигли договоренности! Яркая вспышка в мозгу: что за номера?! — Ты же, ты же сама охотно согласилась! Или… или это была не ты? — Это была я. Кротко: — Конечно, милый, мне нужен только ты… Вздох: — …И ровно столько, сколько нам отведет судьба, мы будем счастливы. Глубокий вздох: — …Ничего подобного в моей жизни до встречи с тобой не случалось… Глаза наполнились хрустальными слезами: — …Когда мы соединяемся, я уже не принадлежу себе, я продолжаю лгать мужу и родителям, чтобы лишний раз пережить слияние с тобой, испытать этот сумасшедший восторг. Ты же знаешь… Хм, звучит убедительно… — Мне не нужно от тебя ничего боле! Тут, пожалуй, излишне пылко… — Я состою в благополучном браке, муж меня обожает, — подожди, не перебивай! — И ничего в своей жизни я менять не собираюсь!.. — Тогда что за тон и разговор ты себе сегодня позволила? — Ну… просто… Безропотный взгляд из-под пушистых ресниц: — Просто ты сам позавчера… Ах, ну да. Позавчера было воскресенье… непреложный обед у родителей… пришлось оставить ее одну, вмиг поникшую, одну… вот и пожалел… ляпнул сгоряча: мол, в следующий раз пойдем вместе. Полагал, что следующий раз весьма эфемерен. А она, ишь ты — зацепилась. Выходит, пора закругляться. Пока не поздно… — Ты куда, милый? — Пора вставать, нужно делать дела… — Холод в голосе (довольно нежностей!). — Ну уж нет, я тебя не пущу… Прыг сверху, и сразу — ластиться, ластиться! — …У нас еще не было утренней гимнастики. — Сегодня сделаем перерыв. — Говорю как можно тверже, стараясь не глядеть в ее сторону. — Ах, вот как?!. Опережая меня, вскакивает, ловко хватает со стула мои брюки, одним движением выдергивает из них ремень и — застывает с вызывающим видом нагой амазонки. — Верни ремень! — Ты хочешь получить ремень? Или ремня? Сознавайся, паршивец!!! — Ты… что ты себе такое позволяешь? — А вот что: послушай, ты меня огорчил. Глаза недобро сужаются, взгляд становится незнакомо колючим, а тон — леденяще надменным: — Ты показал себя сейчас злым, непослушным мальчиком. А плохие мальчики должны получать по заслугам! И, не дав прийти в себя — хлясть ремнем по бедру! От неожиданности теряю равновесие, падаю навзничь на постель, а эта… чертовка… принимается охаживать ремнем мои мягкие ткани. Все сильнее и сильнее: — Плохой мальчик, невоспитанный! Я научу тебя правильно разговаривать с госпожой! Со своей повелительницей! Ну-ка, признавайся, кто я? Кто? — Перестань! Перед глазами начинают проплывать знакомые фиолетовые круги… Как когда-то… как тогда… — Скажи, кто я тебе? — Прекрати! Задыхаюсь… сопротивляться нет сил, волю словно бы парализовало… — Пока не признаешься, не перестану! Давно тебя не пороли, поганец этакий? Откуда она узнала? Как догадалась? Такого острого блаженства я не испытывал с детства. Еще, о, еще… госпожа! — Что ты сказал? Не слышу! Громче! — Госпожа моя… — Куда мы сегодня пойдем? — Куда прикажешь. Только перестань. Больно! — Ты представишь меня друзьям, познакомишь?.. — Да! Да! Хватит! — Ну-ну, вот и славненько… Больше не буду… не плачь, мой сладенький… хороший мальчик… дай я тебя приласкаю… иди ко мне… Я погрузился в отчаяние. Моя детская боль, наглухо замурованная в глубинах памяти, была внезапно растревожена — выпущена на волю этой… чертовкой в ангельском облике! Надо срочно выпроваживать ее. Отправлять восвояси — к мужу, к родителям… Пока она окончательно не возымела надо мной власть. Чертовка ликовала. А я проиграл. И — вследствие этого повел ее в ресторанчик в районе Монпарнаса. Поужинать и… познакомить со своими друзьями. Серьезная, дружище Жерар, уступка принципам… |