Книга Красивое зло, страница 43 – Ребекка Джеймс

Ночь я провожу в больнице. Грудь, горло и глаза болят. Врачи обещают, что все будет хорошо. Но когда я произношу имя Мика, они почему-то отворачиваются.

— Вы вели себя очень храбро, — повторяют они. — Все будет хорошо.

Нет, никогда и ничего не будет хорошо.

Я кладу руку на его щеку.

Кожа мертвых не похожа на кожу живых. Она вообще не похожа ни на что человеческое. Она холодная, твердая и безжизненная. Он ушел, то, что на кровати, — только тело, и мне совсем не хочется целовать его фиолетовые губы и ледяные щеки. Мне нечего делать в этой холодной больничной комнате.

38

Мама с папой и родители Мика собирают вещи. Я осталась в квартире родителей, в кровати под теплым одеялом. Я все равно не смогла бы упаковывать нашу совместную жизнь, наше будущее, наши мечты, и никто не ждал, что я буду принимать участие в сборах. Они заканчивают все очень быстро, буквально за день. Когда родители возвращаются, мама приходит и садится на мою кровать.

— Мы забрали барабаны Мика и его записи. Родители Мика подумали, что ты захочешь оставить их на память.

Я не могу даже думать о том, что барабаны Мика больше не зазвучат, что я больше не услышу его музыку, но все равно киваю в знак благодарности.

Мама кладет руку на мое бедро и гладит меня.

— Мы, конечно, сказали родителям Мика о том, что ты ждешь ребенка.

— О, — только и могу я выговорить, стараясь выказать некоторый интерес, но на самом деле мне хочется лишь, чтобы она ушла и оставила меня в покое. Дайте мне побыть одной. Мне странно, что теперь все только и думают про этого ребенка.

— Естественно, сначала они растерялись. Но мне показалось, что потом они очень обрадовались. Это же ребенок Мика. Хоть какое-то утешение, — говорит мама, и я надеюсь, что сейчас она уйдет, но она остается, продолжая гладить меня. Я понимаю, что она хочет сказать что-то еще. Я поворачиваюсь к ней и пытаюсь улыбнуться.

— Они просили передать тебе спасибо за то, что ты пыталась ему помочь, — произносит мама. — Ведь ты рисковала жизнью.

Я отворачиваюсь.

— Ты сделала все, что могла.

Но этого оказалось недостаточно, горько думаю я.

Впервые я встречаю их на похоронах Мика. Филиппа похожа на отца, Мик был похож на мать. Она протягивает ко мне руки и обнимает. Я обнимаю ее.

Следующие шесть месяцев я живу как робот. Я все делаю правильно, я хорошо ем. Выполняю гимнастические упражнения, гуляю по окрестностям, но на самом деле меня совершенно не интересует мой будущий ребенок. Родители Мика и Филиппа навещают меня, и когда я с ними, я чувствую какую-то связь с Миком. Остальное время существую как зомби.

Роды начинаются вовремя. В самом начале я даже рада физической боли — переносить ее намного легче, чем боль душевную. Но схватки продолжаются двое суток, боль столь огромная и невыносимая, что под конец я умоляю Бога прекратить ее, рыдаю и зову акушерок, но они только кивают мне в ответ и велят приседать и ходить. Наконец огромным усилием я выталкиваю младенца, и вот она здесь. Сара. Дочь Мика. Моя девочка, моя дочь.

Не знаю, было ли это следствием прекращения боли или просто гормональным всплеском, но я чувствую прилив любви и благодарности. Я благодарна моей девочке, маме и Филиппе, ведь она появилась на свет благодаря им, акушеркам, всему миру. Я поднимаю свою дочь, прижимаю ее к груди и тихонько шепчу торжественное обещание Мику всегда беречь и защищать ее.

39

Робби неуверенно улыбается. Я отвечаю, и его улыбка становится более открытой. Он подходит и берет меня за руки.

— Боже мой, Кэтрин, это и в самом деле ты. Не могу поверить. Это на самом деле ты!

Теперь, когда он рядом, я замечаю, как он повзрослел. Еще бы, ведь прошло уже пять лет. Он стал мужественнее и серьезнее.

— Мама, мама, кто это? — Сара прижимается к моей ноге и с любопытством смотрит на Робби. Он приседает на корточки так, чтобы его лицо было на одном уровне с ее.

— Привет! Меня зовут Робби. Я старый друг твоей мамы.

Сара наклоняет головку набок и пристально рассматривает Робби.

— Но ты вовсе не старый. Ты совсем не такой, как мои бабушка и дедушка.

Робби смеется, а Сара снова поворачивается к горке, хватает свои санки и тащит наверх.

Мы с Робби смотрим ей вслед.

— Она красивая, — говорит он.

— Да. Она очень похожа на своего отца.

— И на тебя.

Столько хочется ему рассказать, но сейчас мне не выдавить из себя ни слова. Мы так и стоим молча, пока он не берет меня за руку.

— Мне надо возвращаться. — Он оглядывается на людей, стоящих позади нас. — Они ждут.

— Конечно, иди, — говорю я, стараясь не смотреть ему в глаза. — Иди.

— Я очень рад нашей встрече, — признается он. — Это так неожиданно.

— Неожиданно. — Теперь, когда я знаю, что он сейчас уйдет, я осмеливаюсь посмотреть ему в глаза. — Я тоже рада.

Он еще раз пожимает мне руку и отворачивается. Я собираюсь идти за Сарой на горку, но тут Робби окликает меня по имени. Я оборачиваюсь.

— Да?

— Ты занята сегодня? Вечером? Может быть, пойдем поужинаем?

Мы уславливаемся поужинать у меня в номере, чтобы не нарушать режим Сары.

Робби приходит в половине седьмого с кучей всяких вкусностей. Сара уже поужинала, искупалась и лежит на диване в пижаме. Я включила ей мультики.

Робби садится рядом с ней и что-то спрашивает про мультики, пока я открываю вино. Мы садимся за стол друг напротив друга.

Сначала мы чувствуем себя немного скованно. Говорим о погоде, о работе и о всякой ерунде, которая не интересует ни его, ни меня. Так длится до тех пор, пока Робби не произносит имя Элис.

— Ты скучал по ней? В тот год, когда уехал в Европу? — спрашиваю я.

— Да. — Он кивает. — Еще как. Даже хотел вернуться домой. Мне казалось, что я не имел права бросать ее, несмотря на все, что она вытворяла. Но потом она погибла, и все потеряло смысл. Я даже на похоронах не был. Просто не смог себя заставить.

— Я тоже не была на похоронах. — Я сжимаю руки под столом. — Теперь мне даже немного стыдно. Я так ненавидела ее, и пойти на похороны мне казалось просто лицемерием. Я радовалась, что она умерла. Я ненавидела ее.

— Кэтрин, — произносит Робби, и я смотрю на него. Он качает головой и нежно улыбается. — Конечно, ты ее ненавидела, и это совершенно естественно. Мик погиб по ее вине, это все знали. Ты ждала ребенка, ты была так счастлива, а она все разрушила. Конечно, ты ее ненавидела.

— Но ты хотел приехать на похороны? — спрашиваю я.

— Не знаю. Отец позвонил мне и сказал, что она утонула. Он прочитал об этом в газетах и позвонил твоей матери. Она ему все и рассказала — про Мика, про брата Элис, и вся эта история показалась мне такой отвратительной, что я не смог поехать. Я стал по-другому смотреть на наши отношения с Элис, на те три месяца, когда мы втроем так дружили. Ведь с ее стороны это все было просто игрой. Я возненавидел ее. Нет, я не мог прийти на похороны.