Онлайн книга «Тяжесть венца»
– Как он посмел?! Кэтрин Плантагенет вовсе не его дочь. Она моя – и только моя! Теперь Уильям отложил в сторону лютню. – Святые угодники! Ведь вы говорили о ней еще в Йорке… Но я не осмеливался спросить, поскольку считал, что речь идет о чем-то порочащем вас из вашего прошлого… – Моя дочь рождена в законном браке. Она носит имя Майсгрейвов и является наследницей человека, который семь лет был моим мужем, когда все считали меня погибшей. Сейчас ей было все равно, что подумает о ней этот гордый потомок уэльских лордов. Она была слишком взбешена и оглушена одновременно. Ее захлестывал гнев. Ричард сделал ее своей женой, заставил скрыть ото всех ее первый брак, а теперь он отнимает ее дочь! Она почувствовала приступ удушья и внезапно разрыдалась. Неистребимые сомнения, подозрения, чувство страха, потрясение от слов Херберта – все это, достигнув последних пределов, излилось в бурном потоке слез. Когда же Анна немного опомнилась, то обнаружила себя уткнувшейся в грудь Уильяма. Ей на мгновение стало легче, что рядом есть друг, на чье плечо можно склониться в минуту отчаяния. – Он не имел на это права! – восклицала она сквозь рыдания. – Кэтрин моя, и только моя! И если он хочет, чтобы я ради его представлений о родовой чести скрывала свой брак с Филипом Майсгрейвом, это не значит, что я должна безропотно отдать ему свою девочку. Ричард когда-то сам говорил, что я могу выдать ее за свою приемную дочь. Пусть так, но уж никак не за падчерицу! – Я не знал ничего о том, что после Эдуарда Ланкастера вы еще раз были замужем. Не об этом ли Филипе Майсгрейве вы беседовали с Перси? Анна протяжно вздохнула и мягко высвободилась из его объятий. К ней уже настолько вернулось самообладание, чтобы осознать, что если кто-то заметит их в эту минуту, то не одна Джеральдина Нил получит пищу для досужих пересудов. – Когда-нибудь я вам все расскажу, Уильям, – сказала Анна, поднимаясь и оправляя складки платья. – Сейчас я слишком потрясена услышанным, мне надо все обдумать. Она направилась к замку, а Уильям, подобрав лютню и плащ, заторопился следом. – Возможно, то, что Глостер объявил вашу дочь своей, не так уж и скверно. Анна повернулась к юноше. В сумеречном полусвете она едва могла разглядеть его лицо. – Видите ли, леди Анна, герцог Глостер безгранично любит своего сына, и, если Кэтрин станет зваться его дочерью, она будет окружена таким же почетом и преклонением, как и Джон Глостер. – Но это неслыханно – отнимать у матери дочь! Больше того – если Ричард объявит Кэтрин своим ребенком, он будет иметь на нее все права. Я не позволю ему это сделать! Уильям остановил ее, схватив за руку. – Ради самого неба, не идите наперекор воле супруга! Вы будете в безопасности, пока открыто не восстанете против него. Что плохого в том, что ваша дочь станет принцессой дома Плантагенетов? О, этот мальчишка, рассуждающий с трезвой мудростью старика. Анна долго думала об этом, лежа в своей бескрайней постели. Уильям ненавидел Ричарда Глостера, ведь тот лишил его свободы и хозяйничает в его владениях. Но он не идет ему наперекор, стремясь найти окольный путь. Может, он и прав, так и следует действовать. Открытая схватка ни к чему не приведет. Прав Уильям и еще в одном: если Ричард объявил Кэтрин своей дочерью, девочке ничего не грозит. Заколебался язычок подвешенной на треножнике лампы. Дверь приотворилась, и в проеме показалась Матильда Харрингтон, затем прозвучал осторожный стук. Странная манера! – Я догадалась, что вы не спите, и принесла успокоительный липовый отвар. Если леди Матильда и недолюбливала и осуждала за многое свою госпожу, однако Анна не могла представить, кто мог бы лучше справиться с ее обязанностями. Она приняла дымящуюся чашу. Статс-дама взбила Анне подушку – обтянутый лиловым шелком круглый валик, набитый орлиным пухом, с кистями, но не отошла, а осталась стоять подле нее, сложив руки. Казалось, она ожидает момента, чтобы забрать у Анны чашу, но лицо ее было напряженным, а уголки губ подергивались. Анна покосилась на нее. – Я слушаю вас, леди Харрингтон. – Ваша честь, нам давно следовало бы поговорить. Возможно, сейчас и не самое подходящее время, но я не намерена больше откладывать, ибо это крайне важно. Леди Матильда глубоко вздохнула. – Для начала скажу, что вы роняете свое доброе имя, уделяя столько внимания юному Уильяму Херберту. Анна поставила питье на поднос и вернула его статс-даме. – Разве наследник графства Пемброк недостаточно родовит, чтобы состоять в услужении у герцогини Глостер? – Госпожа моя, вовсе не это я имела в виду. Я хотела сказать, что слишком уж явно вы предпочитаете общество Уильяма Херберта. Это бросается в глаза, когда кто-то становится явным фаворитом. Анна невольно усмехнулась. – Святая Дева, но Уильям Херберт гораздо моложе меня. Это совсем еще мальчик! – Но очень красивый, прекрасно развитый для своего возраста и весьма неглупый. Приблизив его в отсутствие супруга, вы можете скомпрометировать себя, в особенности, когда станет известно, в каком вы положении. Анна смотрела на нее столь недоуменно, что чопорная статс-дама потеряла самообладание. Лицо ее покрылось алыми пятнами. – Миледи, я буду откровенна. Герцог Глостер оказал мне честь и доверие, поведав о вашем замужестве в Пограничье. Вы отнюдь не дитя, и я не понимаю вашего преступного легкомыслия. Я наблюдаю за вами вот уже более месяца, и за это время вы ни разу не попросили меня о некоторых интимных услугах, в каких нуждается каждая женщина в известные периоды. Из этого я сделала вывод, что вы в тягости. В таком случае вы проявляете вдвойне безрассудство, не объявив об этом и надолго уединяясь с юным Хербертом, не говоря уже о верховой езде. Ваш долг перед Господом родить герцогу Глостеру наследника, а вы так много времени уделяете верховым прогулкам, что это может привести к… Что с вами, миледи? Не хотите ли вы меня уверить, что не знали?.. Анна смотрела на нее, округлив глаза в изумлении. На ее лице было самое беспомощное и растерянное выражение, какое когда-либо приходилось видеть леди Матильде. Статс-дама растерялась. Анна же, наконец справившись с собой, до крови прикусила нижнюю губу и махнула рукой в сторону двери. – Завтра… Завтра поговорим обо всем. Оставшись в одиночестве, она долго глядела прямо перед собой застывшим пустым взором. Ей хотелось убедить себя, что это не так, что единственная ночь с ее увечным мужем – как она старалась не вспоминать ее! – прошла бесследно. Но чем больше она думала об этом, тем отчетливее понимала, что Матильда Харрингтон права. Перемены, что произошли в ее жизни после однообразного существования в монастыре Сент-Мартин ле Гран, настолько захватили ее, что она перестала обращать внимание на свое состояние. Теперь она припомнила и головокружения, которые порой принимала за признак утомления, и то, с какой жадностью набрасывалась на острые яства… Вспомнила она и иное – легкие боли в пояснице после верховых прогулок, покалывание в груди. Не оставалось никаких сомнений. |