
Онлайн книга «Цветы зла»
Тоску блаженную ты знаешь ли, как я? Как я, ты слышал ли всегда названье: «Странный»? Я умирал, в душе влюбленной затая Огонь желания и ужас несказанный. Чем меньше сыпалось в пустых часах песка, Чем уступала грусть послушнее надежде, Тем тоньше, сладостней была моя тоска; Я жаждал кинуть мир, родной и близкий прежде. Тянулся к зрелищу я жадно, как дитя, Сердясь на занавес, волнуясь и грустя… Но Правда строгая внезапно обнажилась: Зарю ужасную я с дрожью увидал, И понял я, что мертв, но сердце не дивилось. Был поднят занавес, а я чего-то ждал. CXXVI
ПУТЕШЕСТВИЕ Максиму Дюкану [118] I Дитя, влюбленное и в карты и в эстампы, Чей взор вселенную так жадно обнимал, — О, как наш мир велик при скудном свете лампы, Как взорам прошлого он бесконечно мал! Чуть утро — мы в пути; наш мозг сжигает пламя; В душе злопамятной желаний яд острей, Мы сочетаем ритм с широкими валами, Предав безбрежность душ предельности морей. Те с родиной своей, играя, сводят счеты, Те в колыбель зыбей, дрожа, вперяют взгляд, Те тонут взорами, как в небе звездочеты, В глазах Цирцеи — пьют смертельный аромат. [119] Чтоб сохранить свой лик, они в экстазе славят Пространства без конца и пьют лучи небес; Их тело лед грызет, огни их тело плавят, Чтоб поцелуев след с их бледных губ исчез. Но странник истинный без цели и без срока Идет, чтобы идти, — и легок, будто мяч; Он не противится всесильной воле Рока И, говоря «Вперед!», не задает задач. II Увы! Мы носимся, вертясь как шар, и каждый Танцует, как кубарь, но даже в наших снах Мы полны нового неутолимой жаждой: Так Демон бьет бичом созвездья в небесах. Пусть цели нет ни в чем, но мы — всегда у цели; Проклятый жребий наш — твой жребий, человек, — Пока еще не все надежды отлетели, В исканье отдыха лишь ускорять свой бег! Мы — трехмачтовый бриг, в Икарию [120] плывущий, Где «Берегись!» звучит на мачте, как призыв, Где голос слышится, к безумию зовущий: «О слава, о любовь!», и вдруг — навстречу риф!.. Невольно вскрикнем мы тогда: о, ковы Ада! Здесь каждый островок, где бродит часовой, Судьбой обещанный, блаженный Эльдорадо [121] , В риф превращается, чуть свет блеснет дневной. В железо заковать и высадить на берег Иль бросить в океан тебя, гуляка наш, Любителя химер, искателя Америк, Что горечь пропасти усилил сквозь мираж! Задрав задорный нос, мечтающий бродяга Вкруг видит райские, блестящие лучи, И часто Капуей [122] зовет его отвага Шалаш, что озарен мерцанием свечи. III В глазах у странников, глубоких словно море, Где и эфир небес, и чистых звезд венцы, Прочтем мы длинный ряд возвышенных историй; Раскройте ж памяти алмазные ларцы! Лишь путешествуя без паруса и пара, Тюрьмы уныние нам разогнать дано; Пусть, горизонт обняв, видений ваших чара Распишет наших душ живое полотно. Так что ж вы видели? IV «Мы видели светила, Мы волны видели, мы видели пески; Но вереница бурь в нас сердца не смутила — Мы изнывали все от скуки и тоски. Лик солнца славного, цвет волн нежней фиалки И озлащенные закатом города Безумной грезою зажгли наш разум жалкий: В небесных отблесках исчезнуть без следа. Но чар таинственных в себе не заключали Ни роскошь городов, ни ширина лугов: В них тщетно жаждал взор, исполненный печали, Схватить случайные узоры облаков. От наслаждения желанье лишь крепчает, Как полусгнивший ствол, обернутый корой, Что солнца светлый лик вершиною встречает, Стремя к его лучам ветвей широких строй. Ужель ты будешь ввысь расти всегда, ужели Ты можешь пережить высокий кипарис?.. Тогда в альбом друзей мы набросать успели Эскизов ряд — они по вкусу всем пришлись!.. Мы зрели идолов, их хоботы кривые, Их троны пышные, чей блеск — лучи планет, Дворцы, горящие огнями феерии; (Банкирам наших стран страшней химеры нет!) И красочность одежд, пьянящих ясность взоров, И блеск искусственный накрашенных ногтей, И змей, ласкающих волшебников-жонглеров». V А дальше что? VI «Дитя! среди пустых затей Нам в душу врезалось одно неизгладимо: То — образ лестницы, где на ступенях всех Лишь скуки зрелище вовек неустранимо, Где бесконечна ложь и где бессмертен грех; Там всюду женщина без отвращенья дрожи, Рабыня гнусная, любуется собой; Мужчина осквернил везде развратом ложе, Как раб рабыни — сток с нечистою водой; Там те же крики жертв и палачей забавы, |