Книга Журавлик по небу летит, страница 35 – Ирина Кисельгоф

– Спасибо, – с нескрываемой иронией поблагодарила я.

Я ненавижу свои яблочки! И я ненавижу свой макияж! Я его ни у кого не просила! Кровь с молоком… Фу, гадость!

Галина засмеялась и ущипнула меня за обе щеки. Я разозлилась внутри себя и отодвинулась подальше от нее.

– Наливные яблочки! – смеялась она. – Лиза, твои яблочки – это комочки Биша.

– Комочки? Какого такого Биша? – буркнула я и собралась идти. Я опоздаю в школу! Сколько можно стоять?

Галина потрусила за мной, я ускорила шаг. Ей, что, делать нечего?

– Комочки Биша – младенческий жирок, он откладывается за щечками, – нудила она. – Потому все дети такие симпатичные. Биша первым их описал.

– Зачем откладывается? – раздражилась я.

Я вообще-то здорова! А ее симпатяги с комками ждут. Еще не описанные…

– На всякий случай! – засмеялась Галина.

А я решила на всякий случай уйти. Мне смешно не было. Мне еще в школе выживать целый день. С комочками Биша!

– Галина Сергеевна, я в школу опаздываю!

– Беги!

Я побежала в школу, мой взгляд споткнулся на стеклянном поезде витрин огромного магазина. Блондинка без щек, приоткрыв рот буквой «о», предлагала духи «Ј’adore». Мои губы прошептали сами собой, как в рекламе:

– Жадо-о. Ди?-?.

Магнитные двери заманчиво распахнулись, и меня окутал терпкий аромат планеты красоты. А я даже не успела произнести «сим-сим». На стеклянных стеллажах, распростертых многоярусными крыльями, толпились коробочки-колибри. Разноцветные колибри лоснились целлофановым глянцем и сверкали золотыми и серебряными лентами букв. Разноцветные колибри пахли просто божественно! «Ах!» – сказал кто-то внутри меня.

– Девочка, что тебе? – спросила продавщица, чуть старше меня.

– Мне… – очнулась я. – Этот… Как его…

Она снисходительно улыбнулась, я покраснела.

– Крем, – чуть ли не прошептала я. – Тональный.

– Какой?

– Бледный… Не знаю… Это для мамы, – замямлила я. Как салага! – Он дорогой?

– Здесь все дорого. С мамой приходи. – Она отошла от меня, потеряв интерес.

Я потопталась на месте и вышла. Мне почему-то было неудобно и даже стыдно прогуливаться вдоль стеллажей, разглядывать, нюхать, пробовать на руку, как это делали другие женщины. Они были они, а я была я. Потому и ушла. Я взглянула на свое отражение в витрине и все поняла. У меня не было парня, потому что у меня уже был проклятый Биша со своими комочками. Вот так и я узнала, кто виноват в том, что жизнь моя не заладилась с младенчества. Узнала и побрела в школу, потому что брести больше было некуда и не к кому.

Я стояла на школьном крыльце и ждала Зинку. Ее все не было, я уже собралась домой, как ко мне подошла Реброва со своими прилипалами.

– Где твой блондинчик? – спросила она. – Давно не видели. Запугала?

– Да, – согласилась я. – Я показала ему тебя.

– Ромашова, ты как ребенок! – снисходительно засмеялась она. – Я, может, дружить с тобой хочу.

– Хоти, – не стала возражать я.

Глаза Ребровой вдруг сузились, я оглянулась и увидела Мишку. Он вывернул из-за забора и шел к нам. У меня почему-то сжалось сердце. Может, оттого, что я его не ждала.

– Привет! – сказал он.

Он смотрел на Реброву, словно здоровался именно с ней. А меня будто бы не было.

– Привет! – засмеялась она.

Реброва глядела в его глаза, он – в ее. Их глаза образовали магический замкнутый круг из словосочетания «они – это они, а я – это я». Ключ «сим-сим» к нему не подходил. Я – тоже.

– Пойдем. – Я потянула Мишку за руку, мне хотелось скорее уйти.

– Познакомь с подругами. – Он засмеялся, его челка привычно взлетела вверх, потом упала.

– Это не мои подруги, – сказала я. Мой голос отчего-то дрожал.

– Ромашова, ты что? – нарочито удивилась Реброва. – Мы с тобой с первого класса дружим.

– Она ревнует! – заливисто рассмеялась Мотовилова.

– Лиза не знает, что такое ревность, – снисходительно бросил Мишка.

– А что такое любовь, знает? – томно спросила Реброва.

Они говорили обо мне в третьем лице! Меня будто бы не было!

– Надо спросить у нее, – хохотнул Мишка.

Раздался взрыв смеха. Без меня. Я резко схватила сумку и пошла, а потом побежала. Мне нужно было скорее уйти. Все равно куда! Я неслась, не разбирая дороги. Во мне бушевали обида, злость и что-то огромное, что не давало дышать. Мне нужен был воздух, а его в легких не было. Там торчала пара синих самодовольных глаз!

Мишка догнал меня за школьным забором.

– Торопимся? – Он дернул меня за рукав.

– Не смей говорить обо мне в третьем лице с посторонними! – Я с остервенением выдрала руку.

– У меня одно лицо! – хохотнул Мишка. – Я в нем и говорил с твоими подружками.

Подружками? Я чуть не задохнулась от негодования.

– Это не мои подруги и никогда ими не были! Ясно?

– Ясно, – засмеялся Мишка. – Моими подругами они тоже не были. До сегодняшнего дня.

– Вот и вали к ним! – крикнула я, не помня себя.

– Лизон, ты что, правда, ревнуешь? – расхохотался Мишка.

– Тебя?! – Я сощурилась от бурлящей во мне яростной злости. – Да Сашка лучше тебя в сто раз!

– Сашка тебя кинул! – вдруг взбесился Мишка.

– Он мне звонил!

– Вот и вали к нему! – процедил Мишка, круто развернулся и пошел. Прямо к проезжей части.

Раздался визг тормозов, я закрыла глаза. А когда открыла, то никого не увидела за сплошной стеной из автобусов и машин. Пара синих глаз исчезла под визжащими колесами без следа. И я вдруг поняла, что больше никогда его не увижу. Я растерянно оглянулась и подняла голову. Желтый небесный шар воткнул мне в глаз острый солнечный луч, и я зарыдала прямо на улице. В голос. А никто даже не обернулся.

– Лиза! Ты дома? – крикнула мама.

Я быстро перелезла через подоконник и захлопнула окно. Не хотела я никого видеть, даже маму. Мама раскрыла окно, я вжалась в стену за створкой и перевела дух, когда она наконец ушла. Мне нужно быть одной. Разве не ясно? Я посмотрела на сломанный ноготь и вспомнила тональный крем. Вспомнила и снова заплакала. Зачем он мне? И юбки короткие, как у Ребровой, мне не нужны. Тональный крем и короткие юбки – не мои пуговицы. И Мишка … Я вдруг опять заревела, а носового платка нет. И его тоже нет!.. Никого нет! Я вытерла слезы подолом футболки. Все равно стирать.

Мама говорит, что у любой пары точек можно найти одинаковые окрестности. Я ее сразу не поняла, я же не статистик. А, оказывается, она имела в виду, что для каждого горшка своя крышка, а для каждой петли своя пуговица. Вот и получается, что в жизни самое главное искать одинаковые окрестности друг у друга. А если это затянется? В смысле поиска… Сколько мне ждать? Я судорожно вздохнула и снова чуть не заплакала. Мама рассказывала, что ожидание можно вычислить. Все можно вычислить. Даже нижнее или верхнее бутербродное масло. Только предсказать точно для отдельной человеческой точки невозможно. Для толпы можно, а для меня нельзя… Я опять заревела. Я была случайной точкой без пары с ее одинаковыми окрестностями. Это несправедливо! Я так не хочу! Я хочу короткую юбку, худые бледные щеки и… Этого урода Мишку! И губы буквой «о»!