Онлайн книга «Катилинарии. Пеплум. Топливо»
|
– Ну, и… на все эти кроссворды есть спрос? – Спрос можно создать. Мы привили страсть к кроссвордам среди 80–100. – Среди кого? – Среди людей с уровнем интеллекта от восьмидесяти до ста. Они составляют девяносто процентов населения. – Средний показатель снизился по сравнению с моим временем. – Да, но лучшие с тех пор стали еще лучше. Вернемся к 80–100 – именно они главная цель всякой ответственной политики, поскольку их большинство. – По сути, эти люди – посредственность? – Можно сказать и так. – И вы считаете, что я из числа? – Да вы просто одержимы своей персоной, не так ли? Успокойтесь. Совершенно очевидно, что вы овощ. – Овощ? – Так мы называем людей уровня 50–80. – Честное слово, я предпочту быть овощем, нежели посредственностью. – Вот и ладно! – Не хотите ли меня развлечь? Расскажите, как вы называете разные группы населения. – Людей уровня ниже пятидесяти нельзя по-настоящему назвать человеческими существами. Мы не смеем смеяться над этими несчастными, и для них мы подобрали абстрактное понятие: мы называем их воронками. – Почему? Они их вместо шляп носят? – Что вы такое говорите? И почему так развеселились? – В мое время про сумасшедших говорили, что они ходят с воронкой на голове. – И вас это смешит? – Да! – Мне никогда не понять юмора овощей. – А им не понять вашего. – Поскольку люди уровня 80–100 являются самой многочисленной группой, мы предпочитаем не давать им названия из опасения обидеть: они самые чувствительные. Мы называем их «80–100», цифры говорят сами за себя. – А дальше? – Дальше идут «пустоцветы» – уровень 100–120. Они недостаточно умны, чтобы войти в элиту, но и недостаточно глупы для посредственности. С ними у нас больше всего хлопот. Не совсем понятно, какое им найти применение, поскольку они не способны к послушанию. Мы пытаемся направить их в мир искусства. – Искусство не имеет ничего общего с уровнем интеллекта! – Это мнение овоща. – Именно: я, овощ, была человеком искусства. – Нет, вы были писателем. – И к какой же группе вы относите писателей? – Интерес к литературе проявляют любые слои населения. Существуют писатели-овощи, которые пишут для читателей-овощей, писатели 80–100, пустоцветы и так далее. Литература очень полезна для власти, ибо позволяет определить умонастроения разных интеллектуальных групп. – Я бы хотела быть писателем-воронкой. – Воронки не читают. – Вот-вот. – Лгунья! Вы всегда хотели, чтобы вас читали. – В моем времени – да. Но писать для определенного интеллектуального слоя, будь он самым низким или самым высоким, мне противно. – Какие мы нежные! Итак, продолжаю. Существует малая элита, она состоит из тех, чей уровень интеллекта – от 120 до 130. К этой группе принадлежат почти все юристы. Далее – элита, уровень интеллекта 130–150. Это врачи и инженеры. Затем следует большая элита с уровнем 150–190. Это математики и физики. – Дайте я продолжу. Уровень выше 190 – это гении, такие как вы, Цельсий. – Да, с той только разницей, что их не называют гениями. Их зовут просто грандами. – Как в Испании? – Да, только Испании больше не существует, а этот титул не имеет отношения к благородному происхождению. – Это я уже заметила. – Одна из прелестей нашей системы в том, что интеллектуальный уровень Тирана составляет 140. Он даже не входит в большую элиту. – Да, почти слабоумный. – Посмотрите лучше на себя. – Простите, но я в жизни не слышала столь поразительной чепухи, как ваша классификация. Эта ваша нелепая интеллектуально-карьерная шкала – плод вопиющего тупоумия: даже в мою не самую утонченную эпоху никому бы и в голову не пришло внедрять такую примитивную и архаичную систему. И вообще у нас начали поговаривать о бесполезности тестов IQ. – Знаете, что самое смешное? Если бы я причислил вас к грандам, вы бы сочли эту градацию совершенной. – А к какой категории вы относите мистиков? – Мистиков?! А почему не воздушных гимнастов? – Отвечайте. – Что за нелепость! Нет больше никаких мистиков. Откуда им взяться? – А откуда вам знать, что их нет? Это же не профессия, и на лбу у них не написано. – Ошибаетесь. У мистиков впалые щеки и глаза как у воронок. – Глупое расхожее мнение. Большинство мистиков выглядели совсем по-другому. – Но для чего вы хотите знать, что стало с мистиками? Пишете исследование об этнических меньшинствах? – Мне кажется, что после всех ужасов, о которых вы даже не посмели мне рассказать, вновь возникла потребность в мистицизме. – Не более чем в холере или чуме. – А я вот уверена, что мистицизм расцвел буйным цветом. Но настоящий мистицизм, как истинная любовь, не выставляет себя напоказ, поэтому и не попал в вашу классификацию. – Ваши пустые догадки просто восхитительны. Какая разница, есть мистики или их нет. Знаете, что сказал Сталин, когда ему сообщили о возражениях Ватикана: «Папа? А сколько у него дивизий?» – Да я вам не про религию, а про мистицизм. – Тем более. Некоторые религии откровений сумели объединиться в группы давления: так уже бывало, и не раз. Но мистики могут повлиять на будущее мира не более, чем охотники за бабочками. – Да откуда вам знать? – Не смешите меня. – По-моему, если кто из нас и глупец, так это вы. Ни одна наука, ни один ум, даже такой, как ваш, не может позволить себе пройти мимо этой темы. – Какой? – Мистицизма. Незримого мира. – Постойте… Уж не собираетесь ли вы говорить о Боге? – Нет, это не тема для разговора. – Тогда о чем вы толкуете? – О том, о чем не говорят. О тех тревогах, о том, что недоступно нашему разуму и что будоражит нас, о том непостижимом и невыразимом, что слышится в переходах некоторых концертов Баха, что не дает уснуть по ночам и внушает мысль, что мы слепы и глухи… – Женские штучки. – Концерты Баха – женские штучки? – Концерты Баха – произведения гения. Вполне естественно, что они приводят вас в трепет. – Вот как? А вас, значит, не приводят? Вы сочиняете такие каждое утро, стоя под душем? |