Онлайн книга «Катилинарии. Пеплум. Топливо»
|
– Э-э… случается, что мы рассказываем обидные истории про левантийцев. Это нас смешит. – Ага. Юмор изменился не так сильно, как вам кажется. Давайте, расскажите мне анекдот про левантийцев. – Ну что ж… Один левантиец встречает другого и говорит: «Привет, как идут дела?» А тот ему отвечает: «Пешком». – А дальше? – Это все. – Вы были правы. Юмор изменился. – Теперь вы видите, что мы в двадцать шестом веке. – Боюсь, вам понадобится что-то еще, чтобы меня убедить. – Я не могу доказать вам, что сейчас 2580 год, поскольку мне приказано не рассказывать о прошлых веках. – Но вы же рассказали мне про сметану, шафран и академиков… – Потому что это были занятные истории. – А самоубийство французских академиков – тоже занятная история? – По сравнению с ужасами, которые произошли с тех пор, – да. – Скажите лучше, что больше ничего не можете придумать. – Вы меня с ума сведете! – Тогда я сделаю вам уколы из смеси шафрана с винным камнем. – Прекратите кривляться! Люди, которых вы любили, мертвы, слышите? Они уже несколько веков как мертвы! – Нет, Цельсий, это уже не смешно. – Пора бы вам, наконец, усвоить: двадцать шестой век – это совсем не смешно! – Вы не имели права на такой бестактный аргумент. – Я понимаю, что поступил бестактно, но я также понимаю, что вас могло убедить только это. Вы же не думаете, что я это выдумал. – Как знать? Вы такой бессердечный. – Я могу поступить и хуже, если вы до сих пор мне не верите. Я могу сделать запрос и узнать, как именно умерли те, кого вы любили. – Пощадите! Не надо! – С удовольствием убеждаюсь, что вы больше не подозреваете меня во лжи. – Вы садист. – Нет. Настоящим садизмом было бы позволить вам думать, что вы сможете вновь увидеть своих друзей. А поскольку слово «мертвый» является наиболее сильным аргументом, пришлось мне к нему прибегнуть. – Да-да, наслаждайтесь своим величием. – Но… вы опять плачете? С момента нашей встречи вы то и дело принимаетесь плакать! – У меня больше не осталось надежды. Пять минут назад я верила, что это розыгрыш. А теперь сомнений больше нет, я знаю: они мертвы, те, кого я любила. И я плачу, да, плачу, потому что я одна на целом свете. – Не надо так думать: в настоящее время население планеты составляет… – Не хочу этого знать! Чем вас больше, тем сильнее я ощущаю свое одиночество! – Не стоит рвать на себе волосы. – Да это вас я готова разорвать, чурбан вы несчастный! – К чему мы придем, если будем все время пререкаться? – А мне некуда идти! Хочу только вас придушить напоследок, понантийский дикарь! От вас все мои беды… – А от вас – мои. – Ваши беды ничто по сравнению с моими! Потерять тех, кого любишь, – худшее, что может случиться. – И дальше что? Собираетесь мне рассказать про волшебную страну Любовь? – Я собираюсь вас уничтожить! Стереть с лица земли – вас, вашу эпоху и ваш мир! – Браво. Наконец-то дельная мысль. И как же вы собираетесь это сделать? – Я обязательно отыщу красную кнопку, на которую стоит лишь раз нажать – и планете конец. – Как трогательно. Действительно, в ваше время будущее именно так и представляли. – Так или иначе, но я вам наврежу! – Мы в этом совершенно уверены. Именно поэтому мы и запретили вам выходить. – Да я вам прямо здесь какую-нибудь пакость устрою! – Валяйте, устраивайте. – Вы ведь вынуждены сидеть тут со мной, да, Цельсий? – Да уж. – И вам нельзя выходить? – К чему вы клоните? – Я вас до белого каления доведу. По-моему, у меня к этому природная способность. – А я вам повторяю, что имею разрешение ударить вас куда захочу. Впрочем, в прошлый раз мне даже понравилось. – Отлично. Я это обожаю. – Вы говорили другое, когда я заехал вам прямо в глаз. – Я передумала. Сорок секунд назад я стала мазохисткой. – Посмотрим. – Я расскажу вам свою версию того, что произошло между 1995 и 2580 годами. – Любопытно. – Я смогу изложить события лишь в общих чертах, ведь источником мне служат лишь те мелкие детали, которые я почерпнула из нашей беседы. Я, если можно так выразиться, детектив будущего. – Нет, прошлого. – Правильно, никак не привыкну. Итак, в двадцать первом веке энергетический кризис достиг апогея. Началась эпоха строжайшей экономии. Я поняла, что некоторые богатые страны, даже англоязычные, довольно сильно обеднели. – Почему вы так решили? – Благодаря вашему намеку на некоего писателя из двадцать первого века по фамилии Брахам, который не пожелал рассказать о нищете своих сограждан, поскольку не знал, как правильно пишутся их фамилии. Эта деталь наводит на мысль, что речь идет об Уэльсе. Конечно, это всего лишь гипотеза. – Я промолчу. – Так или иначе, обнищание коснулось множества зажиточных стран, а в бедных уголках Земли дела обстояли и того хуже. Совершенно очевидно, что жителей всей планеты охватило крайнее негодование. – Вот как? – Да, а иначе не случилось бы этой чудовищной мировой войны в двадцать втором веке. – Поподробнее, пожалуйста. – В разговоре вы часто упоминали двадцать второй век как самый страшный кошмар. А еще вы обмолвились, что ядерные ресурсы давно истощены. Я в этом не очень разбираюсь, но, чтобы так скоро прийти к подобному дефициту, по-моему, человечество должно было устроить настоящий атомный фейерверк. И меня это поражает. – Вас поражает, что началась война? Странно, если бы ее не было. – Нет, меня поражает, что человечество выжило. Мы всегда думали, что в случае ядерного конфликта наступит конец света или, по крайней мере, будет уничтожен наш вид. Тогда-то люди и нашли способ укротить свои варварские инстинкты. Вообще-то «укрощенный варвар» – хорошее определение для человека. – Говорите о себе. – Нет, я, конечно, варвар, но не укрощенный. А вот вы укрощенный, хотя даже названия варвара не заслуживаете. – Ваше определение не совсем точное – оно не каждому подойдет. – Это правда. И меня тем более поражает ограниченный характер той ядерной войны. Как вам это удалось? |