Онлайн книга «Серная кислота»
|
– Я не могу перейти на вашу сторону. Я же тут на зарплате. – Убийственный аргумент. – Может, я напрасно пошла в надзиратели. Но теперь об этом поздно говорить. – Никогда не поздно перестать быть монстром. – Если я монстр, то не перестану им быть, на чью бы сторону ни перешла. – Чудовище в вас – надзиратель, а не Здена. Перестаньте быть надзирателем, и не будете чудовищем. – Конкретно то, что ты предлагаешь, невозможно. В контракте есть такой пункт: если мы, не проработав год, подаем в отставку, то автоматически становимся заключенными. У Панноники мелькнула мысль, что она, возможно, врет. Но у нее не было способа проверить. – Как вы могли подписать такой контракт? – Впервые в жизни кто-то захотел взять меня на работу. – И вам этого оказалось достаточно? – Да. «Жалкое существо, жалкое во всех смыслах слова», – подумала Панноника. – Я буду по-прежнему приносить тебе шоколад. Кстати, я припасла хлеб со своего ужина. Она протянула Паннонике круглую румяную булочку, не то что серые черствые краюхи, какие давали заключенным. У девушки потекли слюнки. Голод пересилил страх: она схватила булочку и с жадностью съела. Надзирательница смотрела на нее с довольным видом. – Что ты хочешь теперь? – Свободы. – Свободу не засунешь потихоньку в карман. – Как по-вашему, отсюда можно сбежать? – Исключено. Тут такая система безопасности – муха не пролетит. – А если вы нам поможете? – Что значит «нам»? Я хочу помочь тебе. – Надзиратель Здена, если вы поможете только мне, вы не перестанете быть чудовищем. – Хватит читать мне мораль! – Мораль – полезная штука. Она не позволяет делать передачи вроде «Концентрации». – Ты же видишь, что она не работает. – А может и сработать. Шоу закроют. – Ты в своем уме? Это самый большой успех за всю историю телевидения! – Правда? – Каждое утро мы смотрим рейтинги – рехнуться можно! Панноника обескураженно замолчала. – Ты права, зрители – подонки. – Это не оправдывает вас, надзиратель Здена. – Я все-таки не такая, как они. – Докажите. – Я не смотрю «Концентрацию». – А вы не лишены чувства юмора, – процедила Панноника. – Если я, рискуя жизнью, освобожу тебя, это будет достаточным доказательством? – Если меня одну, то не факт. – То, что ты просишь, невозможно. – Коль уж рисковать жизнью, так спасать всех. – Не в том дело. Остальные меня не волнуют, вот и все. – Разве это повод, чтобы бросить их пропадать? – Конечно. Ведь если я тебя освобожу, то не просто так. – В каком смысле? – Придется меня отблагодарить. Не стану же я подвергаться опасности даром. – Не понимаю, – сказала Панноника, каменея. – Понимаешь, прекрасно понимаешь, – ответила Здена, ища ее взгляд. Панноника зажала рот рукой, словно ее вот-вот вырвет. На сей раз надзирательница не пыталась ее удержать. * * * Лежа на тюфяке, Панноника плакала от отвращения. От отвращения к человечеству, смакующему такую передачу. От отвращения к человечеству, породившему такую Здену. А она-то видела в ней обездоленную жертву системы! Да эта тварь еще хуже, чем все системы на свете! От отвращения к себе, наконец, пробудившей такие желания в звероподобном существе. Панноника не привыкла испытывать отвращение в таких дозах. Она провела ужасную ночь. Надзирательница Здена отправилась в постель, полная впечатлений, которые не умела ни назвать, ни понять. Она чувствовала себя скорее довольной. Но не знала отчего. Может, оттого что имела со своей избранницей долгий разговор. Который кончился, в общем, плохо, как и следовало ожидать, но со временем все изменится. Разве не нормально, что она хочет награды за освобождение? В глубине ее существа притаилось отчаяние, которое не решалось заявить о себе, назвавшись этим словом. За несколько ночных часов оно прорвалось на поверхность. Досада постепенно сменилась злой обидой: «Условия здесь ставлю я, плевать, что мадемуазель это не нравится. Власть принадлежит сильным, за все надо платить. Хочешь быть свободной – смиришься». Озлобление не замедлило перерасти в какое-то лихорадочное упоение: «Ну и пусть я тебе противна! Пусть! Мне нравится тебе не нравиться, и цена, которую ты заплатишь, понравится мне от этого еще больше!» Назавтра ЭРЖ-327 заметил у Панноники круги под глазами. Он не обратил внимания на то, что у надзирательницы точно такие же. Однако констатировал, что она держится с Панноникой холодно, и испытал некоторое облегчение. Но почему любимица узников выглядит такой удрученной, подавленной? Это на нее не похоже. До сих пор даже в самые тяжелые дни сила в ее взгляде не иссякала. Сегодня взор ее погас. У ЭРЖ-327 не было возможности поговорить с ней до наступления темноты. За стенами лагеря неистовствовали СМИ. Чуть ли не все газеты отвели первую полосу воззванию Панноники с огромной фотографией: узница стоит на плацу и обращается к публике. Где-то попросту напечатали аршинными буквами первую фразу: «ЗРИТЕЛИ, ВЫКЛЮЧИТЕ ТЕЛЕВИЗОРЫ!» Где-то вторую: «ГЛАВНЫЕ ПРЕСТУПНИКИ – ВЫ!» Некоторые вынесли в заголовок самую хлесткую: «НАШИ УБИЙЦЫ – ЭТО ВАШИ ГЛАЗА!» Далее следовал полный текст обращения. Нашлись журналисты, не постеснявшиеся начать комментарий словами «Я же вас предупреждал…». Кое-какие глянцевые журналы заявили, что все было спланировано заранее, что девушке заплатили и т. п. От читателей посыпались письма с вопросом, платят ли узникам за то, что их казнят. За исключением этих жалких инсинуаций пресса была единодушна: она целиком и полностью признавала правоту Панноники и превозносила ее. «Героиня! Настоящая героиня!» – восторгалась публика. За ужином смущенная Панноника сообщила своей бригаде, что сегодня она шоколада не получила. – Еще бы, – отозвалась МДА-802. – Это в наказание за ваше вчерашнее выступление. – Вот видите, – подхватил ЭРЖ-327, – вчера надзиратель Здена хвалила вас за то, что вы это сделали, а сегодня первая вас карает. Разве можно верить таким людям! |