Книга Пять шагов по облакам, страница 17 – Татьяна Устинова

— Нет, — твердо сказала Лера. — Не знал никто, ну, о встрече в Питере знали, но о гостинице я никому не говорила. Даже Роме Полянскому, ну, тому красавцу, с которым я сидела за столом.

— Я не обратила внимания.

— Ну понятно, — язвительно протянула Лера, — ты ни на кого не обращаешь внимания. Странно еще, что на Ваську обратила. Впрочем, на него трудно не обратить, больно здоровый!

— Он мне не звонит, — сказала Мелисса и отвела глаза. — Он со вчерашнего дня так со мной и не помирился.

— Ах, боже мой, что за дела! — Лера опять заправила за уши волосы. — Позвони и помирись сама.

На это Мелисса ничего не ответила.

— Да, — вспомнила Лера. — Даже Роман не знал. То есть он знал, что мы встречаемся с Садовниковым в Питере, но где и когда, я ему не говорила до последней минуты. Нас просто встретила машина и привезла в гостиницу, только и всего.

— Ну, вот, как автор детективов, хочу тебе сказать, что это означает только то, что никто из ваших в убийстве не замешан.

— Почему?

Мелисса пожала плечами:

— Потому что оно явно спланированное, а если никто из ваших не знал, где вы встречаетесь, то и убийство планировать не мог.

— Да это все понятно! Мне непонятно, почему его убили практически у меня на глазах, зачем?! И днем, и в присутствии охранника!

— Охранник не помог, как видишь. Подстрелили как миленького.

— Знаешь, — сказала Лера, — ты с таким удовольствием это говоришь, что мне противно! Все же он был человек! Че-ло-век! И его убили у нас на глазах!

— Ну и ладно. — Мелисса отвернулась к окну, за которым в голубом небе пылал златоглавый Исаакий. — Мне нет до него никакого дела. Мне наплевать. Я даже думать о нем не хочу.

— Да это же убийство!

Мелисса вздохнула:

— Есть такие преступления, за которые убийце нужно орден давать, а не в тюрьму сажать. В этом случае я бы точно орден дала.

Лера засмеялась.

— Милка, у тебя припадок необъяснимой ненависти! Тебе нужно выпить чаю с коньяком и медом.

— У меня на мед аллергия. И потом, он не помогает от ненависти!

— Слушай, — вдруг сказала Лера, — а может, это ты сама его убила? Может, и не было никакого человека, который быстро побежал в сторону Вознесенского проспекта? Или был, но просто бегун, участвующий в весенней эстафете, к примеру, а? А ты дождалась, пока он выйдет из отеля, прицелилась — и чпок! Готово дело. А потом выбросила пистолет и пошла посмотреть на свою работу. Как тебе такой сюжет для романа?

Мелисса Синеокова, Людмила Голубкова, вдруг так изменилась в лице, что Лера Любанова перепугалась. Она решила, что знаменитая писательница сейчас хлопнется в обморок.

— Мила, ты что?

— Ничего. — Она взялась за лоб, очень холодный и влажный, и некоторое время посидела так, с рукой, прижатой ко лбу. — Но, если хочешь знать, я на самом деле очень рада, что его убили. И давай больше не будем говорить об этом.

Давай больше не будем говорить об этом. Эта фраза, как будто из кино, словно сказанная кем-то чужим, окончательно перепугала Леру. Она слишком хорошо знала свою подругу, чтобы просто «перестать говорить об этом».

Я знаю гораздо больше, чем могу сказать, вот как Лера поняла эту фразу.

Я знаю очень много, но ничего тебе не скажу, вот как поняла свою подругу главный редактор самой популярной в России газеты.

Тут в дверь номера постучали, и Лера пошла открывать, а Мелисса опять улеглась на подушки и по уши натянула плед.

— Лера, извините меня, пожалуйста, за вторжение.

— Проходи, Рома, не стесняйся. Правда, у нас тут больные и раненые, но это не страшно. Они все одеты.

Роман Полянский вошел в просторную комнату, осененную золотым сиянием близкого Исаакия, и неловко замер, увидев лежащую на кровати знаменитую писательницу.

— Здравствуйте.

Писательница выглянула из-под пледа:

— Прошу прощения, я не в форме, — слабым голосом умирающей вымолвила она, но вдруг, словно заинтересовавшись, приподнялась на локте и посмотрела пристально. — Присаживайтесь, пожалуйста.

— Вежливая наша, — пробормотала Лера из-за спины Полянского. — Ложись, не вскакивай! Что случилось, Роман?

— Мне только что позвонили из «России Правой», — тихо и быстро начал Полянский, но остановился, взглянув на Мелиссу, которая смотрела во все глаза и слушала во все уши. — Наверное, нам надо обсудить это наедине.

— Наедине?

— Лера, у нас проблемы.

У Полянского было такое лицо, что Лера моментально поняла — что-то на самом деле случилось, серьезное, важное, и это изменит всю ее жизнь.

— Лера, может быть, нам лучше спуститься вниз?

Любанова покосилась на подругу, у которой теперь из пледа торчал только измученный красный нос.

— Хорошо, сейчас. Иди, Роман, я тебя догоню.

Она проводила его до двери, вернулась и еще постояла над красным шерстяньм холмом, который длинно и тяжко вздыхал.

— Я сейчас поговорю с Романом, закажу тебе чай, виски, лимон и мед. Ты все это у меня на глазах выпьешь и сожрешь, — сердясь, сказала она. — Потом я позвоню твоему продюсеру и скажу, что все съемки отменяются. Потом позвоню Ваське и велю, чтобы он встречал нас в Шереметьево, я забираю тебя с собой в Москву. И не смей мне возражать! — прикрикнула она, потому что холмик протестующе завозился.

После некоторого молчания знаменитая писательница Мелисса Синеокова сказала отчетливо:

— Я так рада, что эта скотина сдохла! Ты даже не можешь себе представить.

Потом она резко села и посмотрела на Леру измученными красными глазами:

— А вот этот человек, который только что заходил, все время был рядом с тобой?

— В каком смысле?

— Ну, когда стреляли, он точно сидел рядом с тобой?

Лера засмеялась:

— Ну да. Мы прилетели из Москвы на одном самолете, приехали в гостиницу на одной машине, потом все время просидели за одним столом. А что такое?

Мелисса помолчала.

— Ничего. Но если бы он не сидел с тобой за одним столом, я могла бы поклясться, что это именно тот человек, который пробежал мимо меня после выстрела. В сторону Вознесенского проспекта.