Онлайн книга «Жена путешественника во времени»
|
– Ну, тогда не буду обналичивать, чтобы ты приезжал в гости. – Я в любом случае приеду. – «Господи, как я виноват!» – И привезу Клэр. – Надеюсь, – сияет в ответ Кимми. – Я буду у вас свидетельницей, да? – Если отец не придет в себя, именно ты будешь меня женить. Вообще, идея классная: ты ведешь меня по проходу, Клэр ждет во фраке, органист играет «Лоэнгрина»… – Я лучше себе платье куплю. – Эй! Не покупай никаких платьев, пока я не скажу, что все состоится. Думаю, мне лучше сходить поговорить с ним. Я со вздохом встаю. В кухне миссис Ким я вдруг чувствую себя огромным, как будто приехал в свою начальную школу и умиляюсь, глядя на крошечные парты. Она медленно поднимается и идет за мной к двери. Мы обнимаемся. На мгновение она кажется хрупкой и тонкой, и я думаю о ее жизни, вспоминаю, как мы убирались, занимались садом, играли в бридж, но затем все проблемы вдруг наваливаются на меня снова. Я скоро вернусь; я не могу провести всю жизнь, пряча Клэр под кроватью. Кимми смотрит, как я открываю дверь в квартиру отца. – Эй, отец! Ты дома? Тишина, затем вопль: – УХОДИ! Я поднимаюсь по лестнице, и миссис Ким закрывает свою дверь. Первое, что поражает, это запах: здесь явно что-то гниет. Гостиная пустая. Где все книги? У моих родителей были сотни книг по музыке, истории, романы на французском, немецком, итальянском: где они? Даже коллекция аудиокассет и компакт-дисков кажется меньше. Везде валяются листы бумаги: почта, газеты, ноты, ими застлан весь пол. На мамином пианино ровный слой пыли, в вазе на подоконнике – давно высохшие гладиолусы. Иду по коридору, заглядывая в спальни. Полный хаос; одежда, мусор, опять газеты. В ванной под раковиной лежит бутылка «Мишлоб», плитку покрывает глянцевый слой пролитого пива. Мой отец сидит на кухне за столом, спиной ко мне, глядя в окно на реку. Он не поворачивается, когда я вхожу. Не смотрит на меня, когда я сажусь за стол. Не встает и не уходит, и я понимаю это как согласие поговорить. – Привет, отец. Молчание. – Только что видел миссис Ким. Она говорит, что дела у тебя не очень. Молчание. – Я слышал, что ты не работаешь. – Сейчас май. – Почему ты не на гастролях? Наконец он смотрит на меня. Под упрямством притаился страх. – Я на больничном. – Давно? – С марта. – Больничный оплачивается? Молчание. – Ты болен? Что с тобой? Я думаю, что он ничего не ответит, он просто вытягивает вперед руки. Они трясутся, как будто в них происходит свое крошечное землетрясение. Все, это конец. Двадцать три года целенаправленного пьянства, и он больше не может играть на скрипке. – Господи, отец. Что говорит Стэн? – Он говорит, что все. Нервы нарушены и восстановлению не подлежат. – Господи. Мы смотрим друг на друга какую-то невыносимо долгую минуту. На его лице написано страдание, и до меня начинает доходить, что у него ничего нет. Ничто его больше не держит, не заботит, его жизнь кончена. Сначала мама, потом музыка, они ушли, ушли. Я никогда не был для него настолько важен, поэтому держаться за меня ему смысла нет. – И что теперь? Молчание. Теперь уже ничего. – Ты не можешь просто сидеть здесь и пить следующие двадцать лет. Он смотрит в стол. – А что насчет пенсии? Профсоюз? Страхование здоровья престарелых? Общество анонимных алкоголиков? Он ничего не сделал, пустил все на самотек. А где был я? – Я заплатил за тебя аренду. – Да? – смущенно говорит он. – А я разве не заплатил? – Ты задолжал за два месяца. Миссис Ким была очень смущена. Не хотела мне говорить и не хотела, чтобы я давал ей эти деньги. Но зачем перекладывать твои проблемы на ее плечи. – Бедная миссис Ким. У отца по щекам текут слезы. Он старик. Другого слова здесь не подберешь. Ему пятьдесят семь, и он старик. Я уже не злюсь. Мне его жаль, и я за него боюсь. – Отец.– Он снова смотрит на меня.– Послушай. Ты должен позволить мне кое-что сделать, ладно? – Он отводит глаза, снова смотрит в окно, на бесконечно более интересные деревья на другом берегу реки.– Ты должен дать мне разобраться с твоими бумагами насчет пенсии, выписками из банковских счетов и тому подобное. Ты должен позволить миссис Ким и мне здесь прибраться. И ты должен перестать пить. – Нет. – Что нет? Все или только что-то одно? Тишина. Я начинаю терять терпение, поэтому меняю тему. – Папа, я собираюсь жениться. Наконец-то я привлек его внимание. – На ком? На ком жениться? – спрашивает он, и, как мне кажется, довольно беззлобно. Он ужасно любопытен. Я вынимаю свой бумажник и достаю из кармашка фотографию Клэр. На ней Клэр невозмутимо смотрит на Лайтхауз-Бич. Волосы развеваются, как флаг на ветру, и в раннем утреннем свете она словно сияет на фоне темных деревьев. Папа берет фотографию и внимательно ее изучает. – Ее зовут Клэр Эбшир. Она художница. – Что ж. Красивая,– нехотя говорит он. Ощущение такое, что сейчас я получу отцово благословение. – Мне бы хотелось… мне бы очень хотелось подарить ей свадебное кольцо мамы и кольцо на помолвку. Думаю, маме бы это понравилось. – Ты-то откуда знаешь? Ты, наверное, вообще ее не помнишь. Сначала мне кажется, что я не хочу говорить об этом, но потом вдруг решаю рассказать все. – Я постоянно вижу ее. Я видел ее сотни раз с того времени, как она умерла. Я вижу, как она гуляет по округе, с тобой и со мной. Она идет в парк разучивать ноты, ходит по магазинам, пьет кофе с Марой у Тии. Я вижу ее с дядей Ишем. Я вижу ее в Джиллиарде. Я слышу, как она поет! — Отец смотрит, открыв рот. Я убиваю его, но ничего не могу с собой поделать. – Я разговаривал с ней. Однажды, стоя рядом в переполненной электричке, я до нее дотронулся. – Отец плачет. – Это ведь не только проклятье, так? Иногда перемещение по времени – это благословение. Мне нужно ее видеть, и иногда я это делаю. Клэр бы ей понравилась, она бы хотела, чтобы я был счастлив, и она бы переживала из-за того, что ты послал к черту свою жизнь только потому, что она умерла. Он сидит за кухонным столом и плачет. Плачет, не закрывая лица; просто опустил голову, и слезы текут по нему. Я какое-то время смотрю на него, на результат своей несдержанности. Потом иду в ванную и возвращаюсь с рулоном туалетной бумаги. Он отрывает кусок, как слепой, и сморкается. Несколько минут мы просто молча сидим. |