Книга Золотые костры, страница 19 – Алексей Пехов

Здесь было почти так же холодно, как на улице, пахло соломой и сыростью. Я отметил про себя прибитые книжные полки, грубо сделанное распятие, жесткий топчан возле узкого окошка-бойницы.

На столе лежала раскрытая книга, и я прочитал запись на полях: «Ложимся подобно колосьям под серпом жнеца». Я невольно подумал о Пугале и спросил у брата Яцзека:

— А где петля?

Тот указал на скобу в стене:

— Он привязал ее там, но братья уже сняли.

Скоба была слишком низко. Самоубийце пришлось затянуть веревку на шее, а затем отклониться назад, чтобы она передавила ему горло.

— Надо много желания, чтобы задушить себя таким способом. — Я посмотрел на лежащее на топчане тело, накрытое серым груботканым полотнищем.

— Тем страшнее его грех.

Я подошел к мертвому, откинул в сторону тряпку, внимательно изучая отекшее лицо, синие губы, выкаченные глаза, кровоподтек от веревки на тонкой шее. Смерть сделала брата Инчика еще более испуганным и несчастным, чем когда я видел его в последний раз.

— Что вы делаете? — спросил брат Яцзек, когда я стал рассматривать руки самоубийцы.

— То, что попросил брат-управитель. Свою работу.

Затем я осмотрел голову монаха и шею.

— Нашли что-нибудь?

— Нет, — ровным тоном ответил я. — Сожгите его одежду и веревку, на которой он повесился. Пепел смешаете с могильной землей.

Я создал фигуру, положил ее на правое запястье самоубийцы. Это полностью исключит появление темной души.

— Можете похоронить его, но мне потребуется сделать несколько рисунков на территории, — наконец сказал я.

— Если только они будут расположены в местах, куда можно заходить гостям, — подумав, принял решение каликвец. — Боюсь, что, несмотря на случившееся, как и прежде, часть монастыря закрыта для посторонних.

— Меня вполне устроит площадка перед часовней. Или моя комната.

Тот согласно кивнул:

— Это разрешено, страж. Мы все благодарим вас за помощь.

Он остался с телом, а я в одиночестве вышел на улицу и не торопясь направился в сторону дома, в котором меня поселили. Проповедник ждал меня в комнате. Выглядел он раздраженным.

— Как дела? — спросил я у него. — Что видел?

— Иисусе Христе, Людвиг! Эти монахи те еще параноики! Я ни черта, прости Господи, не увидел, потому что у этих кретинов по всему внутреннему двору понатыкано множество фигур. Пройти за них у меня не получилось. Я даже до церкви не смог добраться.

— Ты ничего не путаешь? — удивился я. — Пугало чудесно чувствовало себя на крыше этой самой церкви.

— Угу. Пока оно шло через площадь, у него мундир дымился. Меня бы это точно прикончило.

— Хм… — протянул я.

Одушевленный вообще-то устойчивый парень, и надо постараться, чтобы пронять его фигурой или знаком. Но если от него шел дым, то там, на земле, нарисовано нечто экстраординарное. И смею предполагать — очень старое. Возможно, здесь поработал какой-то страж из прошлого, потому что я не припомню, чтобы за последние сто лет каликвецы нанимали Братство для подобной работы.

— Раз они нарисовали это, значит, им есть что прятать, — высказал Проповедник свою догадку.

— Ерунда, — не согласился я с ним. — Что можно спрятать от душ? А самое главное, для чего? Скорее всего, это защита от темных сущностей. Такие фигуры в мире встречаются — чаще всего в старых дворцах, замках и как раз монастырях. Если заводится какая-то дрянь, а поблизости нет человека с даром, всегда можно переждать в безопасной зоне.

— Тогда чего ты корячился и изучал самоубийцу, если у них уже есть способ спастись от темных душ?

— Я поражаюсь твоей осведомленности.

— Слышал, как монахи об этом говорили. Так что? Если уже есть фигуры, зачем ты себя утруждал?

— Во-первых, я их не видел, и мне о них никто не сказал. Во-вторых, если бы появилась темная душа, то она имела доступ в большую часть монастыря, где нет фигур, которые ты нашел. Согласись, проще решить проблему сразу, чем потом всю жизнь сидеть и прятаться.

— Ну да… — Он потер щеку. — А что сказал брат-управитель? Он видел Ганса?

— Нет.

— Хе-хе. И кто был прав? Стоило тащиться в такую даль, чтобы провидение показало тебе фигу?

— Стоило.

— И зачем?

— Пойдем на улицу. Узнаешь.

Он удивился, стал требовать рассказать немедленно, но я покинул комнату, а старый пеликан, не способный побороть свое любопытство, поспешил за мной.

— И к чему эти тайны? — спросил он, когда я остановился у часовни, на краю обрыва.

— Я не доверяю стенам. У них могут быть длинные уши.

Проповедник хмыкнул, несколько нервно потянул себя за воротничок рясы:

— На кой черт им подслушивать?

— Погибший монах — брат Инчик.

— Упокой, Господи, его душу, — перекрестился старый пеликан. — Он выглядел испуганным, но не очень-то походил на самоубийцу.

Я кивнул:

— И он пытался мне что-то сказать, но пришли другие монахи. И, возможно, слышали его слова.

— Людвиг, ты меня пугаешь! — всплеснул руками Проповедник. — Ты действительно считаешь, что за пару слов каликвецы убили сумасшедшего?

Я цокнул языком:

— Брат Инчик не был похож на сумасшедшего. Всего лишь на перепуганного человека. И его действительно убили.

Проповедник фыркнул:

— Тебе это его томимая печалью душа рассказала?!

— Все куда проще. Я осмотрел тело. Под его ногтями кожа и кровь, а костяшки на левой руке сбиты. Он пытался сопротивляться, и я уверен, что где-то в монастыре есть монах с расцарапанной рожей. К тому же у брата Инчика большая шишка на затылке. Мне кажется, что его ударили по голове, а потом уже задушили, обставив все как самоубийство.

Проповедник задумался:

— Может, ты и прав. А может, и нет. Не могу поверить, что кто-то из них взял грех на душу только потому, что этот несчастный сказал тебе пару слов.

— И для того, чтобы не сказал остальные.

Старый пеликан поежился:

— Этот самоубийца, — он упорно продолжал называть его так, не желая признать очевидное, — был рад, когда ты пришел сюда.

— Сложи два и два, дружище. Скажи мне, когда люди особенно рады появлению стража.

Мой собеседник скривился, понимая, что я смог его поймать, но все же ответил:

— Когда под боком есть темная душа. Но это чушь. Монахи бы сказали тебе, если бы такая сущность их донимала. — Он покосился на далекую церковь. — Впрочем, тут полно фигур, чужаков они кое-куда не пускают… у них могли быть причины скрывать от тебя правду. Слушай, Людвиг, я тебя умоляю — не суй в это свой нос. Ради Бога, ни о чем их не спрашивай, иначе здесь появится еще один самоубийца. Ночью упадешь вот с этого обрыва и свернешь шею.