Книга Золотые костры, страница 87 – Алексей Пехов

— Я бы предпочла пойти с вами, — негромко произнесла она то, что говорила нам меньше часа назад.

— Не стоит, госпожа де Виль, — поддержал нас Хендрик. — Только помешаем стражам делать их работу.

— Мы позже вас найдем, — пообещал Львенок.

Мы шли молча и быстро. Проповедник плелся за нами, словно провинившаяся собака, и я сказал ему:

— Забудь. Ночь адская. Я сам виноват, что не уточнил.

— Недосмотр есть недосмотр. Я старый дурак. Обегал весь город, но не посмотрел, что творится у меня над головой.

Постоялый двор после того, как на нем потоптался Цэкутул, представлял жалкое зрелище: от него уцелела лишь одна восточная стена, могильным памятником торчащая над грудой обломков, уже запорошенных снегом.

— Ни черта мы здесь не найдем, старина. — Вильгельм мрачно осмотрел укрытое ночными тенями место, сплюнул в снег. — Если она не сбежала, то лежит где-то под бревнами и камнями.

— Оглядимся. — Я сунул руки в карманы. — Проповедник, твоя помощь будет не лишней.

Львенок негромко ругался и то и дело косился на пока еще темное, беспрестанно изрыгающее из себя снег небо. Времени оставалось мало.

Мы прошли вдоль обломков, но конечно же ничего не нашли и не увидели. Завал преградил улицу, пришлось обходить его проулком, для того чтобы оказаться с другой стороны здания.

— Людвиг! — крикнул Проповедник. — Я нашел ее!

В голосе у него было мало радости, и стало понятно почему, как только мы добрались до заднего двора и чудом уцелевшего амбара.

Она висела на коротком огрызке веревки, перекинутом через балку. Отекшее лицо, синий язык, запавшие глаза, сдвинутый набекрень чепец, из-под которого торчали тусклые волосы. Пугало ткнуло ее пальцем, и покойница несильно закачалась из стороны в сторону.

Львенок без каких-либо эмоций произнес:

— Если кто-то действительно хочет расстаться с жизнью, то его невозможно остановить, старина. Это явно не наша беглянка.

Я подтащил к телу деревянную колоду, встал на нее, перерезал веревку. Труп упал вниз.

Проповедник опустился перед самоубийцей на колени, начал читать заупокойную. Сухо и по-деловому. Вильгельм, глядя на него, напомнил:

— Разве для самоубийц это разрешено?

Старый пеликан прервался и ответил:

— Бог всепрощающ. Он поймет, что страх от присутствия демона, от того, что она видела этой ночью, затуманил ей разум.

— Церковь так не считает. Самоубийца остается самоубийцей.

Проповедник упрямо нахмурился:

— А я верю в Его милость. Чудеса еще бывают на этом свете.

Раздался сипящий звук, словно из пробитых кузнечных мехов выходил воздух, и женщина, хрипя, села, обхватив свою шею руками. Старый пеликан с воплем отпрыгнул, врезавшись в Пугало. Повешенная между тем закашлялась, а потом зарыдала, размазывая по некрасивому белому лицу слезы.

— Вот оно, твое чудо. Оживление самоубийцы, — сказал я, положив руку на кинжал.

Все случившееся было очень странным. Львенок считал точно так же, поэтому сделал шаг влево, перегородив выход из амбара.

Женщина наконец заметила нас и сипло сказала:

— Не получилось. Я не могу убить себя. Помогите мне.

Вильгельм, хмурясь, осторожно уточнил:

— Помочь умереть?

Та кивнула:

— Да. Нужно это сделать как можно скорее.

— Я здесь точно ничем не смогу вам помочь.

— Вы не понимаете! — в отчаянии воскликнула она. — Это… это все из-за меня. Вся кровь в церкви, все смерти. Я должна умереть, иначе погибнут и другие!

Мы с Львенком переглянулись, и я задал единственный вопрос:

— Ты — темная душа?

Она вздрогнула:

— Как? Откуда вы знаете?!

— Мы — стражи. Тело не может умереть, если в нем темная сущность.

Я подумал о том, что, когда спас ее, даже не удосужился проверить, бьется ли сердце.

— Я не знала. Вы поможете мне?

В ее глазах была мольба.

— Очень странно. Темная душа, покинувшая узилище, ужаснулась тому, что произошло, и решила вернуться назад. — Проповедник смотрел на женщину в чепце с какой-то смесью отвращения и жалости.

— Он прав. — Львенок поддержал старого пеликана. — Ведь темные души не отличаются совестью.

— Я не темная! — отчаянно крикнула ему женщина. — Не была темной. Я попала в чистилище по ошибке. Но меня никто не желает слушать!

— По ошибке?! — воскликнул Проповедник. — На небесах не бывает ошибок!

— Тогда почему ты все еще здесь, светлый? — спросила она. — Отправляйся на небеса, и, надеюсь, тебе повезет больше, чем мне. У меня нет грехов, я крещеная, причащалась и любила Господа. Но там сочли, что такой, как я, надо вниз, а не вверх. И никто не стал слушать мои мольбы. Поэтому я сбежала! Я не могла там оставаться! Это несправедливо! Я хочу прийти к Господу, чтобы Он выслушал меня и все было правильно. По закону Его!

— А я хочу снова жить, — негромко ответил ей Проповедник. — Боюсь, ни моя, ни твоя мечта невыполнима.

Неудавшаяся самоубийца хотела что-то ответить, но лишь устало закрыла глаза и вновь осторожно потрогала свою шею. Было видно, что ей больно, холодно и страшно.

— Чье это тело? — спросил я.

— Одной женщины. Она умирала и позволила мне занять его. Я всего лишь искала правду. Если бы я только знала, к чему это приведет… — Она покачала головой. — Я бы приняла все те муки, пускай они и были несправедливы.

Похоже, она думала, что Цэкутул пришел за ней и из-за нее уничтожил столько людей.

— Тот, кто ищет правду и справедливость, сеет смерть так же часто, как тот, кто разжигает свою ненависть и удовлетворяет месть. — Проповедник был сегодня на редкость не похож на себя.

Секунду я не понимал, что случилось. В мире что-то изменилось. Я посмотрел на улицу и понял, что больше не слышу завывания ветра, снег перестал падать, а двор освещен жемчужным светом луны.

Метель успокоилась в одно мгновение.

Но порадоваться этому не пришлось. В центре двора стояла белая, точно выточенная из литавского алебастра, обнаженная женщина с мертвыми пепельными волосами и рваной раной на лице.

— А вот и гости, — буркнул Львенок, а Проповедник, увидевший демона, тихо выругался.

Беглянка же, напротив, смотрела на адского стража спокойно и без страха.

Только что наложница дьявола была возле колодца, и вот уже она у входа в сарай, одним кратким шагом преодолев расстояние почти в двадцать пять ярдов.

— Еще не рассвет. — Вильгельм недружелюбно поприветствовал гостью, положив руку на пистолет, заряженный солью и перцем.