Онлайн книга «Обрыв»
— Вера Васильевна! — сказал Нил Андреич, — заступитесь вы, красавица моя, за меня! — Разве вас обижают? — Как же не обижает! Далила… нет — Пелагея Карповна. — Impertinent! [123] — громким шепотом сказала Крицкая, поднимаясь с места и направляясь к двери. — Куда, Полина Карповна: а пирога? Марфенька, удержи! Полина Карповна! — останавливала Татьяна Марковна. — Нет, нет, Татьяна Марковна: я всегда рада и благодарна вам, — уже в зале говорила Крицкая, — но с таким грубияном никогда не буду, ни у вас, нигде… Если б покойный муж был жив он бы не смел… — Ну, не сердитесь на старика: он не от злого сердца; он почтенный такой. — Нет, нет; прошю, пустите — я приеду в другой раз, без него… Она уехала в слезах, глубоко обиженная. В гостиной все были в веселом расположении духа, и Нил Андреич, с величавою улыбкой, принимал общий смех одобрения Не смеялся только Райский, да Вера. Как ни комична была Полина Карповна, грубость нравов этой толпы и выходка старика возмутили его. Он угрюмо молчал, покачивая ногой. — Что, прогневалась, уехала? — говорил Нил Андреич, когда Татьяна Марковна, видимо озабоченная этой сценой, воротилась и молча села на свое место. — Ничего, скушает на здоровье! — продолжал старик, — не ходи раздетая при людях: здесь не баня! Дамы потупили глаза, девицы сильно покраснели и свирепо стиснули друг другу руки. — Да не вертись по сторонам в церкви, не таскай за собой молодых ребят… Что, Иван Иваныч: ты, бывало, у ней безвыходно жил! Как теперь: все еще ходишь? — строго спросил он у какого-то юноши. — Отстал давно, ваше превосходительство: надоело комплименты говорить. — То-то отстал! Какой пример для молодых женщин и девиц? А ведь ей давно за сорок! Ходит в розовом, бантики да ленточки… — Как не пожурить! Видите-ли, — обратился он к Райскому, — что я страшен только для порока, а вы боитесь меня! Кто это вам наговорил на меня страхи! — Кто? Да Марк, — сказал Райский. Общее движение. Некоторые вздрогнули. — Какой такой Марк? — нахмурив брови, спросил Тычков. — Марк Волохов, вот что прислан сюда на житье. — Это тот разбойник? Да разве вы знаетесь с ним? — Мы приятели. — Приятели? — с изумлением произнес старик и посвистал. — Татьяна Марковпа, что я слышу? — Не верьте ему, Нил Андреич: он сам не знает, что говорит… — начала бабушка. — Какой он тебе приятель… — Что вы, бабушка! Да не он ли у меня ужинал и ночевал? Не вы ли велели ему постлать мягкую постель… — Борис Павлыч! помилосердуй, помолчи! — неистово шептала бабушка. Но было уже поздно. Тычков вскинул изумленные очи на Татьяну Марковну, дамы глядели на нее с состраданием, мужчины разинули рты,девицы прижались друг к другу. У Веры от улыбки задрожал подбородок. Она с наслаждением глядела на всех и дружеским взглядом благодарила Райского за это нечаянное наслаждение, а Марфенька спряталась за бабушку. — Что я слышу! — с изумлением произнес Нил Андреич, — и вы впустили этого Варраву под свой кров! — Не я, Нил Андреич, а Борюшка привел его ночью. Я и не знала, кто там у него спит! — Так вы с ним по ночам шатаетесь! — обратился он к Райскому. — А знаете ли вы, что он подозрительный человек, враг правительства, отверженец церкви и общества? — Какой ужас! — сказали дамы. — Он-то и отрекомендовал вам меня? — допрашивал Нил Андреич. — Да, он. — Что же, он меня зверем изобразил: что я глотаю людей?.. — Нет, не глотаете, а позволяете себе по какому-то праву оскорблять их. — И вы поверили? — До нынешнего дня — нет. — А нынче? — А нынче верю. Общий ужас и изумление. Некоторые чиновники тихонько вышли в залу и оттуда слушали, что будет далыне. — Что так, — с изумлением и высокомерно спросил Тычков, нахмурив брови. — Почему? — А потому что вы сейчас оскорбили женщину. — Слышите, Татьяна Марковна! — Борюшка! Борис Павлыч! — унимала она. — Эту… эту старую модницу, прельстительницу, ветреницу… — говорил Нил Андреич. — Что вам за дело до нее? и кто вам дал право быть судьей чужих пороков? — А вы, молодой человек, по какому праву смеете мне делать выговоры? Вы знаете ли, что я пятьдесят лет на службе и ни один министр не сделал мне ни малейшего замечания?.. — По какому праву? А по такому, что вы оскорбили женщину в моем доме, и если б я допустил это, то был бы жалкая дрянь. Вы этого не понимаете, тем хуже для вас!.. — Если вы принимаете у себя такую женщину, про которую весь город знает, что она легкомысленна, ветрена, не по летам молодится, не исполняет обязанностей в отношении к семейству… — Ну, так что же? — А то, что и вы, вот и Татьяна Марковна, стоите того, чтоб пожурить вас обоих. Да, да, давно я хотел сказать вам, матушка… вы ее принимаете у себя… — Ну, ветреность, легкомыслие, кокетство еще не важные преступления, — сказал Райский, — а вот про вас тоже весь город знает, что вы взятками награбили кучу денег да обобрали и заперли в сумасшедший дом родную племянницу, — однако же и бабушка, и я пустили вас, а ведь это важнее кокетства! Вот за это пожурите нас! Сцена невообразимого ужаса между присутствующими! Дамы встали и кучей направились в залу, не простясь с хозяйкой; за ними толпой, как овцы, бросились девицы, и все уехали. Бабушка указала Марфеньке и Вере дверь. Марфенька ушла, а Вера осталась. Нил Андреич побледнел. — Кто, кто передал тебе эти слухи, говори! Этот разбойник Марк? Сейчас еду к губернатору. Татьяна Марковна, или мы не знакомы с вами, или чтоб нога этого молодца (он указал на Райского) у вас в доме никогда не была! Не то я упеку и его, и весь дом, и вас в двадцать четыре часа куда ворон костей не занашивал… Тычков задыхался от злости и не знал сам, что говорил. — Кто, кто ему это сказал, я хочу знать? Кто… говори!.. — хрипел он. Татьяна Марковна вдруг встала с места. — Полно тебе вздор молоть, Нил Андреич! Смотри, ты багровый совсем стал: того и гляди лопнешь от злости. Выпей лучше воды! Какой секрет, кто сказал? Да я сказала, и сказала правду! — прибавила она. — Весь город это знает. — Татьяна Марковна! как!.. — заревел было Нил Андреич. — Меня шестьдесят пять лет Татьяной Марковной зовут. Ну, что — «как»? И поделом тебе! Что ты лаешься на всех: напал, в самом деле, в чужом доме на женщину — хозяин остановил тебя — не по-дворянски поступаешь!.. |