
Онлайн книга «Молитвы разбитому камню»
— Вы чего так задержались? — смеясь, спросил Сэйерс. После обеда некоторые туристы спустились на пляж — искупаться, полежать на солнышке или просто вздремнуть. Сэмми нашел в джунглях неподалеку от беседки сеть туннелей, и экскурсовод научил детей, как кидать туда шашки со слезоточивым газом, фугасы и осколочные гранаты. Потом ребятня и несколько взрослых, кто был помоложе, ползком двинулись исследовать туннели. Дисантис сидел в одиночестве за столом, пил пиво, смотрел на море и слушал их радостные крики. А еще он хорошо слышал разговор Хизер и Сью Ньютон, лежавших совсем рядом на пляжных полотенцах. — Мы хотели папу взять, но он отказался ехать, — рассказывала Сью Ньютон. — А Томми и говорит: «Какого черта, раз правительство спонсирует тур, давай поедем сами». Вот мы и поехали. — Мы решили, что отцу это пойдет на пользу, — ответила Хизер. — Когда он приехал с войны, в семидесятых, меня еще на свете не было, он не вернулся к матери, а отправился куда-то в леса, в Орегон, или Вашингтон, или еще куда-то, и жил там несколько лет. — Да ты что! — воскликнула Сью. — Мой папа так с ума не сходил. — Ну, потом ему полегчало. Последние десять лет или около того вообще ведет себя нормально. Но врач сказал, что тур «Ветераны» ему поможет. А у Джастина в конторе как раз дела идут хорошо, так что он смог взять отпуск. Затем женщины заговорили о детях. Вскоре пошел дождь, и три «хьюи» и один неуклюжий транспортный «чинук» доставили их обратно в «Шератон». По дороге туристы распевали «Девяносто девять бутылок пива». [60] Дождь кончился. На вторую половину дня планов не было. Часть отдыхающих решили отправиться за покупками в один из торговых центров, которые располагались между парком развлечений и гостиничным комплексом. Дисантис сел в электробус и укатил в Сайгон. Там он бродил по улицам до самой темноты. Новое название так и не прижилось, поэтому в начале девяностых город переименовали из Хошимина обратно в Сайгон. Он сильно изменился и теперь мало напоминал ту оживленную мешанину из пешеходов, мопедов, борделей, баров, ресторанов и дешевых гостиниц, которую помнил Дисантис. Иностранный капитал в основном пошел на развитие парка развлечений и туристической зоны, так что в самом городе ощущалось, скорее, наследие серой эпохи нового социализма, а не лихорадочной жизни прежнего Сайгона сорокалетней давности. Бульвары, запруженные людьми, безликие здания, многоэтажки из стекла и стали. Иногда, правда, Ральф замечал замусоренные боковые улочки и вспоминал конец шестидесятых, шумную, изящную улицу Ту До. Дисантис стоял у перехода на бульваре Тонг Нджут и ждал, когда на светофоре загорится зеленый. Тут его и окликнул Нгуен Ван Мин: — Мистер Дисантис. — Мистер Мин. Они прошли мимо парка, где раньше стоял Дворец Независимости. Низенький вьетнамец поправил очки и спросил: — Наслаждаетесь видами? Нашли что-нибудь знакомое? — Нет, а вы? Мин огляделся по сторонам, словно никогда прежде не задавался подобным вопросом. — Не совсем, мистер Дисантис, — ответил он немного погодя. — Я, конечно же, в Сайгоне бывал не часто. Моя деревня в другой провинции. Наше подразделение базировалось под Данангом. — Армия Республики Вьетнам? — Первый корпус. «Хак бао», отряд быстрого реагирования «Черные пантеры». Помните таких? Ральф покачал головой. — Мы, говорю это без хвастовства, мы были самым грозным отрядом во всем Южном Вьетнаме. Нас боялись даже больше, чем американцев. Десять лет «Черные пантеры» вселяли ужас в сердца мятежников-коммунистов, пока война не закончилась. Дисантис остановился возле лотка купить лимонного мороженого. На бульваре зажигались фонари. — Видите там посольство? — Мин указал на старое шестиэтажное здание за узорчатой решеткой. — Бывшее посольство США? — равнодушно спросил Ральф. — Я думал, его давным-давно снесли. — Нет-нет, теперь там музей. Его почти полностью восстановили. Дисантис кивнул и посмотрел на комлог. — Я стоял вот тут, — продолжал вьетнамец, — прямо тут, и наблюдал, как вертолеты забирают последних американцев с крыши посольства. Это было в апреле семьдесят пятого. Мой третий визит в Сайгон. Меня тогда только что освободили после четырехдневного заключения. — Заключения? — Ральф повернулся к Мину. — Да, меня арестовали по приказу правительства. Наш отряд захватил последний в Дананге «Боинг семьсот двадцать семь», на нем мы и улетели в Сайгон. Пришлось сражаться, чтобы попасть на борт, сражаться с мирным населением, с женщинами, детьми. Я был лейтенантом, мне было двадцать три года. — Так вы покинули Вьетнам во время паники? — Когда меня выпустили из тюрьмы, армия Северного Вьетнама уже подступала к городу. Я смог уехать только через несколько месяцев. — Морем? Было очень тепло. Лимонное мороженое быстро таяло. Мин кивнул. — А вы, мистер Дисантис, когда вы покинули Вьетнам? Ральф выбросил в урну бумажную обертку и облизал пальцы. — Я приехал сюда в начале шестьдесят девятого. — А уехали когда? — не отставал Мин. Дисантис поднял голову, словно принюхиваясь к вечернему воздуху. Пахло тропическим лесом, цветущей акацией, стоячей водой, гнилью. Старик перевел взгляд на Мина, в его голубых глазах играли темные отблески. — А я никуда и не уезжал. В дальнем углу гостиничного бара сидел в одиночестве экскурсовод. К нему подошли Джастин, Сэйерс и Ньютон. Американцы мялись и нерешительно переглядывались; наконец Джефрис выступил вперед. — Привет. — Добрый вечер, мистер Джефрис. — Мы… хм… в смысле, мы трое и еще пара ребят, мы хотели бы с вами кое о чем переговорить. — Что-то не так? Вы недовольны туром? — Нет-нет, все в полном порядке. — Джастин оглянулся на остальных, потом сел за столик, наклонился поближе к вьетнамцу и хрипло зашептал: — Мы… ммм… мы хотели бы кое-чего еще. — Да? — Уголки губ гида приподнялись, но он не улыбался. — Да, ну вы знаете, за дополнительную плату. — Дополнительную плату? Теперь вперед выступил Роджер Сэйерс. — Мы бы хотели на специальное задание, — сказал он. — Хм… — Экскурсовод осушил стакан. — Нам Нэт Пендрейк рассказал. — Джастин наклонился еще ближе и громко прошептал: — Он сказал, что… ммм… мистер То помог ему все устроить. — Мистер То? — ровным голосом спросил вьетнамец, теперь он улыбался. |