
Онлайн книга «Империя Вечности»
— Вам нужен чертог вечности, — без выражения сказал шейх. Захваченный врасплох, Наполеон не сразу нашелся с ответом. — Ваша проницательность, — произнес он, глядя в угольно-черные глаза аль-Мохди, — делает вам честь. — Вам никогда его не найти. — Мой посланник Виван Денон отправлен на поиски вместе с отборными воинами французской армии. Он перероет все ваши пустыни, пока не отыщет… — Вам никогда его не увидеть. — Увижу, если он существует. А вы, как я замечаю, не отрицаете этого. — Кто я такой, чтобы отрицать? — Действительно. — Наполеон уже начал терять терпение. — Довольно уже изъясняться загадками. Шейх поклонился. — Разумеется. Я говорю как друг: будьте осторожны. Вам не попасть в чертог вечности. — Собственной персоной — может, и нет, но я все равно разведаю его секреты. — Они превыше вашего понимания. — Ясно. — Наполеон отмахнулся от пчелы, еле сдерживая негодование. — Зато не выше вашего, так? — Разумеется, выше. — Но вам-то они открыты? — Я не желаю их знать. — Тогда как вы можете судить, по плечу ли вам это бремя? — Я всегда относился с уважением к тому, чего смертным не следует ведать. Разве не сказано в вашей Библии о запретном плоде? Наполеон хмыкнул. — Перед вами тот, кто ни в грош не ставит регрессивные философии; уверен, что люди должны познать все на свете. Вам известно, где расположен чертог? — Не имею ни малейшего понятия. — Может, до вас долетали какие-то слухи? — Слухи меня не интересуют. — Тогда хотя бы укажите человека, который бы согласился потолковать со мной более откровенно. — Моя прямота — уже огромное исключение; скоро вы это поймете. Наполеон решил сделать вид, будто благородно уступает. — По крайней мере согласитесь, что двум упрямцам лучше пойти своими дорогами, чтобы снова повстречаться на почве общих интересов. Аль-Мохди приложил правую ладонь ко лбу и отвесил глубокий поклон. — Умоляю Аллаха, чтобы собственная дорога не завела султана аль-Кабира слишком далеко и чтобы он никогда не терял общей почвы из виду. Наполеон удалился в угрюмом настроении. Воспоминания об этой беседе преследовали его в течение долгих недель. Надо же, «секреты чертога превыше вашего понимания»! Можно подумать, его считают мальчишкой-барабанщиком с ослиной башкой! Немного погодя Бонапарт предпринял еще одну, на сей раз более напористую попытку добиться правды, но шейх аль-Мохди был тверд, как кремень, настаивая на своем полном неведении. В конце концов Наполеон едва удержался, чтобы не пригрозить упрямцу пытками во имя интересов большой дипломатии; теперь он со все возрастающим нетерпением ожидал вестей от Денона. Однако поток торопливо набросанных писем, посылаемых изо всех уголков страны, постепенно мелел, превращаясь в жалкий ручеек лаконичных донесений, перетянутых нитью из рукава, а потом и вовсе иссяк. Молчание злило Наполеона еще сильнее, чем невозможность хотя бы на шаг продвинуться вперед. Много раз он был почти готов лично отправиться в Верхний Египет и разыскать пропавшего художника, удерживаясь только из страха разминуться с ним по дороге или, что еще ужаснее, утратить власть над Каиром в свое отсутствие. Это последнее соображение по крайней мере отвлекало от беспокойных ожиданий: вражеские силы собирались на севере с намерением взять город приступом — и главнокомандующий пылко ухватился за эту возможность. Вскоре он вел свои дивизии, чтобы устроить неприятелю упредительную кровавую баню. На обратной дороге после одной из таких достопамятных схваток — разгрома турок в районе египетской бухты Абикур двадцать пятого июля тысяча семьсот девяносто девятого года — Наполеон получил великое известие: Денон возвратился в Каир и привез очень важные новости. Правда, до города оставалось несколько дней пути; к тому времени Бонапарт уже так наслаждался предвкушением, что сознательно оттягивал встречу. В любом случае, оставалось выполнить некоторые другие обязательства: очередной триумфальный парад, где выставлялись напоказ пленники и прочие военные трофеи; созванное наспех собрание, на котором Наполеон укорял шейхов уже за предположение, будто бы он способен проиграть битву, — а тем паче за пожелание этого; потом еще нужно было как следует потомиться в горячей ванне, постричься, сытно поужинать и нанести «визит вежливости» своей возлюбленной. Уже с наступлением сумерек, при отблесках разноцветных фонарей, зажженных вокруг дворца, Бонапарт решил, что готов к большим откровениям. Он вызвал к себе Вивана Денона и устроился в ожидании на пышных расшитых подушках, потягивая вино из кубка, наслаждаясь приятной усталостью во всем теле. — Боже мой! — воскликнул он, когда художник наконец появился. — Что это с вами? — Переменился? — спросил тот после объятий. — А сами-то вы давно смотрелись в зеркало? Почернели, как настоящий мавр! И что с вашей прической? Наполеон провел рукой по сильно укоротившимся локонам. — Не правда ли, я стал похож на Цезаря? — Он рассмеялся. — Но где же ваше тело? Куда вы его подевали? Денон пренебрежительно отмахнулся. — Львиная доля плоти ушла в обильный пот. Кое-что растаяло от страха. И пожалуй, очень многое было утрачено при составлении вот этих заметок. — Тут он достал раздутую папку. — Здесь вы найдете все до единого чудеса, с которыми я повстречался за время экспедиции. Наполеон принял папку, как истинное сокровище, но не смог заставить себя прикоснуться к ее завязкам — только полюбовался обложкой из верблюжьей кожи и бросил на подушки, над которыми сразу поднялось ароматное облачко. — Похоже, вы изрядно потрудились. — Я работал девять месяцев. — Девять месяцев, надо же. А кажется, будто целую вечность. Художник пожал плечами. — Я слышал, что и султан аль-Кабир тоже не сидел без меня сложа руки. — Да ладно! — Наполеон собирался и сам разыграть безразличие, но любопытство все-таки одержало верх: — А что? Что вы слышали, старая перечница? Денон опустился на мягкий диван. — С чего бы начать? Поездка к Суэцкому перешейку… — Я уверен, мы прокопаем там огромный канал. — Путешествие на гору Синай… — Кстати, вы в курсе? Меня принимала делегация киновитов. [36] Мне предложили подписать декларацию о покровительстве подобно Али [37] и Саладину! [38] |