Книга Империя Вечности, страница 27 – Энтони О'Нил

— Еще говорят, вы чуть не погибли в Красном море, волны уже смыкались у вас над головой…

Наполеон усмехнулся.

— Ну вот! Теперь у французского духовенства появился отличный повод для злорадства!

Денон покосился на ультрамариновое небо за окном.

— Кроме того, я знаю о вашей поездке на Святую землю.

— Да, я спал в Назарете и стоял на том самом месте, где Гавриил посетил Деву Марию!

— Похоже, этих благочестивых поступков для вас оказалось недостаточно.

— Само собой, — кивнул Бонапарт, удивленный тоном художника. — Куда же сейчас без военных мерзостей.

— Мне говорили, — продолжал Денон, — что в Яффе было особенно мерзко.

Наполеон не любил вспоминать о неприятном эпизоде, в ходе которого тысячи турецких военнопленных были расстреляны, забиты прикладами или же изрублены на куски, но и не собирался стыдиться случившегося.

— Весьма сожалею, — произнес он, — однако нужно быть самоубийцей, чтобы связываться с людьми подобного сорта. Думаете, я зря просиживал штаны в военном училище, оканчивал Парижскую военную школу?

Снаружи донесся грохот: пиротехники вовсю готовились к празднику пророка. Денон откашлялся.

— По моим сведениям, и в Каире тоже не обошлось без военных мерзостей.

— Всего лишь очередное восстание; я его быстро усмирил.

— Отрубив немало горячих голов, если верить молве.

— Ну разумеется. — Наполеон сощурил глаза. — Да что такое, старина? Может, вы перегрелись на солнце?

— С чего вы взяли?

— Кажется, я слышу неодобрение? Какая муха вас там укусила? Откуда этот менторский тон?

— Менторский тон? Дорогой генерал, я-то думал, что говорю, как обычно. Вернее даже, с большим восхищением. Теперь уже ясно: мантия фараона пришлась вам впору.

— Мантия фараона? А что, и вправду похоже?

— Так и видишь на этом челе золотой венец, ваша божественность.

Наполеон почувствовал, что совершенно сбит с толку. Еще недавно его забавляли препирательства со старым ворчуном, но теперь между ними словно черная кошка пробежала. Впрочем, сарказм художника соответствовал его виду — уж очень Денон исхудал, почернел на солнце и вообще переменился.

— Хватит уже обо мне! — с грубым хохотом воскликнул главнокомандующий. — Расскажите о вашем походе. Где вы успели побывать?

— От Александрии до Асуана, и всюду в моих ушах гремели ваши пушки.

— Надеюсь, вы не уставали задавать вопросы?

— У меня весь язык в мозолях.

Наполеон ухмыльнулся.

— Я тоже расспрашивал, и немало, не только здесь, но и на Святой земле.

— Как я понимаю, без успеха?

— Молчат или отвечают загадками.

Денон сочувственно кивнул.

— Ну а вы? — спросил Наполеон, встревоженный изможденным видом художника. — Как все прошло?

Денон опять посмотрел за окно: в небесах проклевывались первые звезды.

— Я видел много чудесного.

— Много… чертогов?

— О да, и великолепных.

— И что же?..

— Что?

— Старая развалина! Вы будете говорить или нет?

Денон кивнул на папку.

— Мой дорогой генерал, тут все записано.

Не сводя с художника недоуменного взгляда, Наполеон распустил завязки, достал увесистую пачку истрепанных по краям листов — почти две сотни эскизов, выполненных чернильным пером, углем, акварелью, а также оттиски, полученные методом притирания, — и шумно пролистал их с возрастающим нетерпением.

— Замечательно, — выдохнул он. — Великолепно. — И поднял глаза. — Только сначала, дорогой Виван, скажите, что именно я вижу перед собой.

— Храмы, храмы, храмы… — В голосе художника звучала страшная усталость. — В Дендере, в Карнаке, Элефантине… Повсюду. Гробницы — их тоже множество. Статуи-колоссы. Древние крепости. Темные, неприветливые строения, испещренные таинственными символами незнакомых созвездий…

Наполеон уже еле сдерживался.

— Ну а чертог вечности?

— Чертог вечности?

— Вы же знаете, о чем я!

Во взгляде Денона застыло непонимание.

— Чертог! Вы нашли его или нет?

Денон уже в третий раз покосился на окно: над площадью взорвалась пробная огненная ракета, рассыпавшись фонтаном розовых слез, — и вздохнул:

— Мой генерал, я искал даже в голубиных гнездах.

Наполеон смотрел на него во все глаза.

— Я был везде, — продолжал художник, обернувшись к нему. — Я говорил со всеми. Допытывался у шейхов, пленных солдат, купцов, крестьян, бедуинов, принцев, детей на улицах. Буквально расстреливал их вопросами. Рисовал все, что увижу. Хватался за любую возможность. Никто на свете не в состоянии провести более дотошного исследования.

Наполеон просмотрел рисунки, словно искал доказательства услышанному, и поднял взгляд на бесстрастное лицо художника.

— Ничего? — прошептал он.

— Ничего, — подтвердил Денон.

— И вы… заглянули под каждый камень?

— В каждый храм и в каждую пещеру, начиная от башни ветров и до монастыря Святой Елены.

— Святой Елены?

— Это та, что нашла истинный Крест Господень. [39]

С эстрады на площади донеслась музыка.

— Понятно, — обронил Наполеон, рассеянно убирая рисунки обратно в папку. — Понятно. — Тут он сглотнул и пронзил художника строгим взглядом. — Так вы… даете слово, что ничего не упустили?

— Клянусь честью дипломата. Мне действительно очень жаль.

— Вы опросили всех, кого могли?

— Всех до единого.

— Значит… значит, чертога вечности никогда не существовало?