Книга Ричард Длинные Руки - курпринц, страница 4 – Гай Юлий Орловский

— Своеобразная архитектура, — заметил я. — Весьма как бы. Интересное решение фронтона и полупилонов, а также флористический дизайн, что эстетически формирует человека, выражая художественные идеи в непонятных для непосвященных образах… Надеюсь, это строение существует в пространстве и времени, не изменяясь и не развиваясь, как всякие прочие.

Он покосился на меня в испуге.

— А что, есть и такие, что развиваются?

Я воскликнул:

— А вы не знали? Есть ряд проектов, в которых замки сами видоизменяются со временем! Более того, даже в течение одного периода могут менять форму и окраску стен в зависимости от этнической или расовой принадлежности владельцев… ну, это как бы далеко отсюда, объяснять долго, да и незачем, мы же просто, как эстеты, эстетствуем, умничаем и как бы любуемся?

Он промямлил на ходу:

— Ну да, как бы ага…

— Ландшафтная архитектура, — сказал я с апломбом, — на высоте, как и архитектура малых форм… я об этих держаках для факелов, какое дивное изящество!.. Это не леди Мелисса создала?.. Нет?.. Странно, я даже не думал, что у кого-то еще найдется такой дивный вкус, так ей и передайте… Ах, у Древних?

Мы поднялись по лестнице на этаж, но управитель не остановился, только шаг замедлил, глаза вот такие, уши шевелятся, я же не только красавец, но и умница редкого разлива, слушает, как я рассуждаю с апломбом ценителя:

— Вот здесь чувствуется барокко и ар-деко, как удивительно гармонично, кто бы подумал! А эта готика в сочетании с динамической архитектурой?.. Прэлэстно, прэлэстно… Мьюз, настоящий мьюз!.. А еще деконструвистский морфогенез!.. Не так ли?

Он проблеял жалко:

— Нуда…

— Недаром мой дедушка говорил, — сказал я со вздохом, — искусство архитектора заключается в том, чтобы превратить дешевый камень в камень из чистого золота.

Он слушал с возрастающим восторгом, наконец, опомнившись, произнес виновато:

— Ваше высочество, позвольте покажу ваши покои!..

— Да, конечно, буду рад.

Он помялся, прибавил извиняющимся тоном:

— Только я порекомендую вам, как знатоку и ценителю, несколько другое, чем то… что мы выбрали для вас вначале.

— Прекрасно! — воскликнул я с энтузиазмом. — Обожаю, когда жизнь меняется к лучшему!

Поднялись еще на этаж, он подвел к самым роскошным дверям на этаже и коснулся выступающей медной головы дракона.

— Прошу вас.

Я с порога понял, что здесь даже императоры не смогут придраться к убранству. Не только пышность, но и величие. Сами стены дышат уверенностью и ощущением значимости, только одна мелочь слегка покоробила: на одной из полок, украшенной орнаментом из золота, выстроились в ряд несколько человеческих черепов разной величины, от размеров с кулак до лошажьеобразного, но все же человеческого.

Управитель начал показывать и объяснять, что тут и зачем, но я вежливо прервал:

— Вообще-то гостям всегда и везде прежде всего показывают комнату, где можно помыть руки.

Он в недоумении раскрыл рот.

— Руки? Зачем их мыть?

— Можно не мыть, — сказал я терпеливо, — какой дурак их там моет, если говорить правду, но делают вид, что моют, а на самом деле…

Я объяснил просто и доходчиво народным языком, зачем гостям в первую очередь нужно показать эту самую комнату. После третьего повторения он понял, хотя так и остался с раскрытым ртом, не понимая, почему это простое и нужное деяние заменяется ненужным эвфемизмом «мыть руки».

Он терпеливо дождался, пока я помыл руки, а то и ноги, я не спешил, а когда я неторопливо вышел, угодливо поклонился.

— Что-то желаете еще?

— Уже нет, — ответил я. — Кстати, вот эти черепа… Они что-то умеют делать?

Он воззрился на меня в удивлении.

— А зачем бы их здесь держали? Не из-за красоты же!

— Ну да, — пробормотал я в замешательстве, — в самом деле, вкусы у вас вроде бы мужские… ну, в смысле, без выпендренитости и всякого такого.

В коридоре пронесся топот, словно на своем гиганте скачет, задевая стены, Сулливан, но в комнату ворвался запыхавшийся Зигфрид, быстро зыркнул по сторонам.

— Ваше высочество!

— Зигфрид, — сказал я с неудовольствием, — здесь только мы. А это управитель замка, он уже уходит.

Управитель поклонился и торопливо выскользнул за дверь в коридор.

— Ричард, — сказал Зигфрид, нехотя вспомнив про мое требование к старым друзьям обращаться по имени, — это свинство! Я должен в любое помещение входить первым, иначе какой я телохранитель!

— Здесь меня никто не ждал, — напомнил я, — а чтобы подготовить покушение, нужно столько времени и усилий, что мы отсюда уйдем раньше, чем гнусный враг узнает, где мы прячем деньги и шкуры.

Не слушая меня, он прошелся вдоль стен, ощупывая их не только взглядом, но кое-где простукивая кулаком или костяшками пальцев, но двигался быстрее, не замирал, как я, перед стеной, рассматривая ее бараньим взглядом.

Я все еще пытался понять, зачем это было сделано, а он возник за моей спиной, спросил тревожно:

— Что-то чуете?

— Да, — ответил я.

— Ловушка?

— Пока не понял, — ответил я.

Он обернулся и посмотрел на меня очень внимательно.

— Сэр Ричард… а вы случайно не…

— Совершенно не, — ответил я. — Но я паладин.

Он пробормотал:

— Паладины вроде бы только лечат…

— У тебя устаревшие сведения, — сказал я. — А превращение порося в карася?.. Кстати, что с твоей спасенной? Ты вообще-то быстро. Сбросил с седла по дороге?

— Довез до города, — сказал он быстро и отвел взгляд, — дал ей немножко монет и оставил.

— Ну и молодец, — одобрил я, — а то мог бы нянчиться и дальше. Иногда такая дурь на всех нас находит.

Он покачал головой.

— Мы должны спасать… а вытирают носы себе пусть сами.

Оба окна выходят на ту сторону двора, где стена и земля вокруг страшно оплавлены, но человек ко всему привыкает, иначе бы сэр Джордан давно бы отсюда убежал, бросив бы даже замок.

Я прошелся по комнате, стараясь понять, что в ней такого, из-за чего по спине прокатываются волны предостерегающего холода. Еще не сигнал об опасности, просто предостережение, мол, здесь на самом деле не все такое, каким выглядит.

Окна красивые и соразмеренные, но слишком далеко одно от другого, между ними должно быть еще одно, если мне как-то не изменяет мое врожденное, но обычно сильно дремлющее, а то и вовсе часто впадающее в спячку эстетическое чутье.

Подошел ближе к этому месту, что-то в нем неправильное, осмотрелся, вроде бы едва заметная дымка, слегка мерцающая, как будто комары толкутся в теплом вечернем воздухе, пощупал стену.