
Онлайн книга «Поцелуй перед смертью»
Кингшип минуту смотрел на него молча. — Разве мисс Ричардсон не объяснила вам, что я не хочу… — Его руки непроизвольно сжались в кулаки. — Убирайтесь! Если придет Марион… — Вещественное доказательство номер один в деле против Берта Корлисса, — сказал Гант, протягивая Кингшипу по брошюре в каждой руке. — Я не хочу ничего… — не окончив фразы, Кингшип с тревогой на лице подошел к Ганту и взял из его рук брошюры. — Наши проспекты… — Обнаружены в сейфе Берта Корлисса, — сказал Гант. — Он держал их в сейфе, который до вчерашнего дня находился в кладовке у него дома в Менассете. — Он слегка пнул ногой стоявший на полу рядом с ним сейф. Крышка сейфа была погнута. Внутри лежали четыре продолговатых конверта. — Я его украл. — Украли? Гант улыбнулся: — Клин клином. Я не знаю, где он живет в Нью-Йорке, и решил съездить в Менассет. — Вы совсем сошли с ума… — сказал Кингшип и, тяжело опустившись на софу, стал разглядывать брошюры. — О господи! Гант сел обратно в кресло: — Обратите внимание на состояние вещественного доказательства номер один. Края потрепаны, на обложке масса отпечатков пальцев, средние страницы оторвались. Полагаю, что этот проспект у него давно. И он много раз перелистывал его, роняя слюни. — Ах он… сукин сын… — четко проговорил Кингшип — казалось, ему было внове использовать это ругательство. Гант толкнул ногой сейф: — Внутри сейфа история Берта Корлисса, драма в четырех конвертах. Конверт первый: вырезки из газет о героических деяниях нашего героя в школе: президент класса, председатель комитета по праздничным мероприятиям, «самый многообещающий выпускник» и так далее и тому подобное. Конверт второй: почетная демобилизация из армии, награды «Бронзовая звезда» и «Пурпурное сердце», несколько интересных, но непристойных фотографий и билет из ломбарда, по которому, как я узнал, если у вас есть лишних двести долларов, можно получить часы. Конверт третий: университетские годы, характеристики из Стоддарда и Колдвелла. Конверт четвертый: две зачитанные брошюры о могучей корпорации «Кингшип коппер» и вот это… — Он вынул из кармана сложенный вчетверо листок линованной бумаги и передал его Кингшипу. Кингшип развернул листок, прочел до половины и спросил: — Что это такое? — Я и сам хотел бы вам задать этот же вопрос. Кингшип покачал головой. — Какое-то отношение к делу эта бумажка должна иметь, — сказал Гант. — Она лежала вместе с проспектами. Кингшип вновь покачал головой и отдал страничку Ганту, который положил ее к себе в карман. Взгляд Кингшипа опустился на проспекты. Толстая бумага затрещала под нажимом его пальцев. — Как я скажу про это Марион? — спросил он. — Она его любит. — Он уныло посмотрел на Ганта. Потом его лицо прояснилось. Он взглянул на проспекты, потом опять на Ганта. — Как вы докажете, что они были в сейфе? Может быть, вы сами туда их положили? У Ганта отпала челюсть: — Да вы что! Кингшип прошел в другой конец комнаты, где на инкрустированном столике стоял телефон. Он набрал номер. — Вы сами в это не верите, — укоризненно сказал Гант. В тишине комнаты ему были слышны звонки на другом конце провода, потом там сняли трубку. — Алло, мисс Ричардсон. Это мистер Кингшип. Я хочу попросить вас об одном одолжении. Большом одолжении. Об этом вы никому не должны говорить ни слова. — Из телефона раздался невнятный щебет. — Сходите, пожалуйста, вниз — да, прямо сейчас. Я не стал бы вас беспокоить, если бы это не было чрезвычайно важно, и я… — Опять раздался щебет. — Пойдите в отдел по общественным связям. Просмотрите картотеку и выясните, посылали ли мы когда-нибудь наши рекламные издания… Берту Корлиссу. — Бертону Корлиссу, — поправил его Гант. — Или Бертону Корлиссу. Я сейчас дома. Позвоните мне, как только все выясните. Спасибо, мисс Ричардсон. Я вам чрезвычайно благодарен… — Кингшип повесил трубку. Гант с иронией покачал головой: — Хватаетесь за соломинку, мистер Кингшип? — Я должен быть уверен. В таком деле надо быть уверенным в вещественных доказательствах. Он прошел обратно через комнату и остановился позади софы. — Вы и так уверены, — сказал Гант. Кингшип оперся руками о спинку софы, разглядывая проспекты, которые лежали в ямке на софе — там, где он сидел. — Абсолютно уверены, — повторил Гант. Кингшип тяжело вздохнул. Он обошел софу, взял в руки проспекты и сел. — Как я скажу про это Марион? — спросил он и потер колено. — Сукин сын… гнусная скотина… Гант подался вперед, опершись локтями о колени. — Вы видите, что в этом я был прав. Вы согласны признать, что я, может быть, прав и в остальных своих обвинениях. — Каких «остальных»? — Касательно Дороти и Эллен. — Кингшип открыл рот. — Он не сказал Марион, что учился в Стоддарде, — поспешно сказал Гант. — Он наверняка имел связь с Дороти. Она наверняка забеременела от него. Он убил ее, а Пауэлл и Эллен как-то об этом догадались, и он убил их обоих. — А как же записка?.. — Он заставил Дороти написать ее обманом. Такие случаи бывали. В газетах в прошлом месяце писали о человеке, который тоже убил беременную подружку. Кингшип покачал головой: — Я готов в это поверить — после того, что он сделал с Марион, я во все, что угодно, поверю. Но у вашей теории есть большой недостаток. — Какой? — Ему нужны деньги — так? — Гант кивнул. — И вы уверены, что Дороти была убита, потому что надела «что-то поновей и что-то чужое, что-то постарей и что-то голубое». — Гант опять кивнул. — Так вот, если она была беременна от него и хотела в тот день выйти за него замуж, зачем ему было ее убивать? Он мог спокойно на ней жениться и таким образом заполучить деньги. Гант смотрел на него, не говоря ни слова. — Насчет этого вы были правы, — сказал Кингшип, показывая на проспекты, — но насчет Дороти вы ошибаетесь. Безнадежно ошибаетесь. Гант встал и пошел к окну. Посмотрел в него тупым взглядом и пожевал нижнюю губу. — Выпрыгнуть, что ли? — сказал он. Когда в дверь позвонили, Гант поглядел на Кингшипа, который стоял перед камином, уставившись на аккуратно сложенные там поленья. Потом неохотно повернулся к двери, держа в опущенной руке скатанные в трубку проспекты и отвернувшись от пристального взгляда Ганта. Они услышали, как отворилась входная дверь, потом раздались голоса: — Зайдешь ненадолго? — Пожалуй, нет, Марион. Завтра надо рано вставать. — Последовало долгое молчание. — В полвосьмого я буду ждать перед домом. |