Онлайн книга «Женская война»
|
— Виконт де Канб! — вскричал молодой путешественник. — Ага! Имя это поражает вас! Вы, может быть, случайно знаете его? — Он очень молод? Почти ребенок? — Лет семнадцать или восемнадцать, не более. — Белокурый? — Да. — С большими голубыми глазами? — Да. — Он здесь? — Вот тут. — И вы говорите… — Что он переодет в женщину, как вы теперь, сударыня, — в мужчину. — А зачем он приехал сюда? — спросил путешественник с живостью и смущением, которые становились все сильнее по мере того, как Ковиньяк, напротив, становился все воздержаннее на жесты и все скупее на слова. — Он уверяет, — сказал Ковиньяк, останавливаясь на каждом слове, — он уверяет, что один из его друзей назначил ему здесь свидание. — Один из его друзей? — Да. — Дворянин? — Вероятно. — Барон? — Может быть. — А как зовут его? Ковиньяк призадумался; в уме его вдруг возникла хитроумная мысль и произвела в нем заметный переворот. «Ого, — подумал он, — славный может быть улов!» — А как его зовут? — повторил путешественник. — Позвольте, — сказал Ковиньяк, — позвольте… Имя его кончается на «оль». — Каноль! — закричал незнакомец, и губы его побледнели. Черная маска страшно обрисовалась на матовой белизне кожи. — Точно так, господин де Каноль, — сказал Ковиньяк, внимательно следя за переменами на видимых частях лица и во всем облике незнакомца, переменами, которые он сам же и вызвал. — Господин де Каноль, точно, как вы сказали. Так вы тоже знаете господина де Каноля? Да вы, похоже, знаете весь свет? — Полно шутить, — отвечал незнакомец, дрожавший всем телом и готовый упасть в обморок. — Где эта дама? — Вот здесь, в этой комнате, третье окно отсюда, с желтыми занавесками. — Я хочу видеть ее! — Ого, неужели я ошибся? — сказал Ковиньяк. — Неужели вы тот господин де Каноль, которого она ждет? Или господин де Каноль не этот ли молодец, который скачет сюда в сопровождении лакея-франта? Молодой путешественник так наклонился к окну кареты, что по неосторожности разбил стекло и порезал себе лоб. — Он, точно он! — закричал юноша, даже не замечая, что на лбу его выступила кровь. — Ах я несчастная! Он опять увидит ее, я погибла! — Ага! Теперь вы доказали, что вы женщина! — Так они назначили свидание!.. — воскликнул молодой человек, ломая руки. — О, я непременно отомщу им!.. Ковиньяк хотел еще пошутить, но молодой человек повелительно махнул рукой, а другою снял с себя маску. Перед спокойным взором Ковиньяка появилось бледное негодующее лицо Нанон. VIII
— Здравствуйте, сестричка, — сказал Ковиньяк Нанон, невозмутимо подавая ей руку. — Здравствуйте. Так вы узнали меня? — В ту же минуту, как увидел вас; мало было спрятать лицо, следовало еще прикрыть это прелестное родимое пятнышко и жемчужные зубы. Ах, кокетка, если вы думаете скрываться, так надевайте маску, которая бы скрыла вас полностью, но вы этого не сделали… et fugit ad salices… [6] — Довольно, — сказала Нанон повелительно, — поговорим серьезно. — Я и не прошу большего; только говоря серьезно, можно устраивать выгодные дела. — Итак, вы говорите, что виконтесса де Канб здесь? — Собственной персоной. — А господин де Каноль уже вошел в гостиницу? — Нет еще, он сходит с лошади и отдает поводья лакею. Ага! Его увидали и оттуда! Вот растворяется окно с желтыми занавесками; вот показывается головка виконтессы! Спрячьтесь, сестрица, или все погибнет! Нанон отпрянула вглубь кареты и судорожно сжала руку Ковиньяка, который смотрел на нее с отеческим состраданием. — А я ехала к нему в Париж, — сказала Нанон, — всем рисковала, чтобы видеть его! — Ах, вы приносили жертвы, сестрица! И ради кого? Такого неблагодарного! По правде говоря, вы могли бы получше распорядиться вашими благодеяниями! — Что они станут говорить теперь, когда они вместе? Что станут делать? — Честное слово, дорогая Нанон, не знаю, что и отвечать вам на этот вопрос. Проклятие! Думаю, что они будут говорить о своей любви… — О, этого не будет! — вскричала Нанон с бешенством, кусая свои ногти, гладкие, как слоновая кость. — А я, напротив, думаю, что это будет, — возразил Ковиньяк. — Фергюзон получил приказание никого не выпускать из комнаты, но ему позволено впускать туда всех. В эту самую минуту, вероятно, виконтесса и барон де Каноль обмениваются друг с другом самыми милыми и нежными приветствиями. Ах, Нанон, вы слишком поздно взялись за ум. — Вы так думаете? — сказала она с выражением иронии, ненависти, хитрости. — Вы так думаете? Хорошо, садитесь со мной, жалкий дипломат. Ковиньяк повиновался. — Бертран, — продолжала Нанон, обращаясь к одному из лакеев, — вели кучеру повернуть потихоньку и ехать в рощицу, которую мы видели при въезде в селение. Потом она повернулась к брату и прибавила: — Там удобно будет нам переговорить? — Очень удобно, но позвольте и мне принять некоторые меры предосторожности. — Извольте. Ковиньяк дал знак: за ним отправились четверо из его людей, которые слонялись вокруг гостиницы и тихонько переговаривались, напоминая разнежившихся на солнце шершней. — Прекрасно сделали, что взяли их с собой, — сказала Нанон, — и послушайте меня, возьмите-ка лучше человек шесть, и мы сможем наделать тем двоим хлопот. — Хорошо, — отвечал Ковиньяк, — мне только этого и нужно. — В таком случае вы будете совершенно довольны, — отвечала Нанон. Карета повернула и увезла Нанон, которая вся горела, и Ковиньяка, по-видимому хладнокровного и спокойного, но решившегося внимательно выслушать предложение своей сестры. Между тем Каноль, услышав радостный крик виконтессы де Канб, бросился в дом и вбежал в ее комнату, не обратив никакого внимания на Фергюзона, который торчал в коридоре и преспокойно пропустил Каноля, потому что не имел на его счет какого-то особого приказа, а впускать позволено было всех. — Ах, барон, — вскричала виконтесса, увидав его, — входите скорее, потому что я жду вас с особенным нетерпением! |