
Онлайн книга «Этот идеальный день»
![]() – Спой песню! – Хорошо, спою. Чип взглянул на Кинга, поднялся с кресла и зашагал прочь из комнаты. Он вошел в темный выставочный зал, стукнулся боком обо что-то твердое, и, ругаясь, зашагал дальше. Он отошел далеко от коридора и запасника, остановился и стал тереть лоб, качаясь взад-вперед, напрягая лодыжки, прямо перед витриной с отблескивающими драгоценностями королей и королев и немыми, темнее темного зала, стражниками. «Кинг, – сказал он, – думает, что он действительно король, братоненавистник…» Издалека донеслось пение Спэрроу и бряцание струн ее до-Объединенческого инструмента. И чьи-то приближающиеся шаги. – Чип! – это была Снежинка. Он не обернулся. Он почувствовал прикосновение к руке. – Пойдем назад, – сказала она. – Оставь меня одного, хорошо? – ответил он. – Просто оставь меня одного на пару минут. – Пойдем, – сказала она, – ты ведешь себя по-детски. – Слушай, – сказал он, повернувшись к ней, – пойди, послушай Спэрроу, а? Пойди покури трубку. Она не сразу отозвалась, но потом сказала: – Хорошо, – и ушла. Чип повернулся обратно к королям и королевам, он глубоко дышал. Ушибленное бедро болело, он потер больное место. Это просто приводило в ярость – как Кинг отметает любую его идею, заставляет всех вести себя так, как будто он… Она возвращалась. Он начал было говорить ей, чтобы она убиралась в драку, но одернул себя. Он вздохнул сквозь плотно сжатые зубы и обернулся. К Чипу приближался Кинг, его седые волосы и комбинезон были чуть освещены слабым светом из коридора. Они посмотрели друг на друга, и Кинг сказал: – Я не хотел говорить так резко. – Как это ты не взял себе отсюда короны? – спросил Чип. – И мантии. Только медальон – это мало для до-Объединенческого короля. Кинг помолчал несколько секунд, а потом сказал: – Приношу свои извинения. Чип глубоко вздохнул и задержал дыхание, потом выдохнул. – Каждый член, которого мы привлечем в нашу группу, – сказал он, – означает новые идеи, новую информацию, возможности, о которых мы, быть может, не подумали. – И новый риск тоже, – сказал Кинг. – Попробуй посмотреть на это с моей точки зрения. – Не могу, – сказал Чип. – Я, скорее, вернусь к полным лечениям, чем остановлюсь только на этом. – «Только это» кажется очень милым для члена моего возраста. – Ты на двадцать или тридцать лет ближе к шестидесяти двум, чем я, как раз тебе бы стоило захотеть изменить положение вещей. – Если бы это было возможно, быть может, я и захотел бы перемен, – сказал Кинг. – Но химиотерапия плюс компьютеризация означают отсутствие выбора. – Не обязательно, – сказал Чип. – Обязательно, – сказал Кинг, – и я не хочу смотреть, как «только это» уплывает по сточной трубе. Даже то, что ты сюда приходишь ночью в промежутках между встречами, – дополнительный риск. Но не обижайся на мои слова, – он поднял руку, – я не прошу тебя бросать твои планы. – Я и не собираюсь, – ответил Чип и добавил: – Не волнуйся, я буду осторожен. – Хорошо, – сказал Кинг, – а мы будем продолжать осторожно искать ненормальных. Без «знаков», – Кинг протянул руку. Поколебавшись одно мгновение, Чип пожал ее. – Теперь пойдем назад, – сказал Кинг. – Девушки расстроились. Чип пошел вслед за ним в сторону коридора. – Что это ты сказал насчет того, что блоки памяти – «стальные монстры»? – спросил Кинг. – Они такие и есть, – ответил Чип. – Огромные замороженные блоки, тысячи блоков. Мой дед показал их мне, когда я был маленьким. Он помогал строить Уни. – Братоненавистник. – Нет, он сам был этим огорчен. Жалел об этом. Христос и Веи, если бы он был жив, это был бы прекрасный член для нашей группы! На следующую ночь Чип сидел в комнате запасника, читая и покуривая трубку, как вдруг услышал голос Лайлак, который произнес: – Привет, Чип! – и он увидел ее стоящей в дверном проеме с фонариком в руке. Чип встал, не отводя от нее взгляда. – Ничего, что я тебя оторвала? – спросила она. – Конечно, нет, я рад тебя видеть, – сказал Чип. – Кинг здесь? – Нет, – ответила она. – Проходи, сказал Чип. Она осталась стоять в дверях. – Я хочу, чтобы ты научил меня этому языку, – сказала она. – С удовольствием, – ответил он. – Я как раз собирался тебя спросить, нужны ли тебе списки слов. Проходи. Он продолжал смотреть на нее, когда она входила в комнату, потом ощутил у себя в руке трубку, положил ее и подошел к куче реликвий. Нащупал ножки одного из стульев, которым они пользовались, подбросив, перевернул его сидением вверх и принес к столу. Она уже убрала фонарик в карман и сейчас смотрела на раскрытые страницы книги, которую он читал. Он поставил стул к столу, рядом со своим, отодвинув сначала свой в сторону, чтобы освободить место. Она перевернула книгу и стала разглядывать обложку. – Это значит «Причина страсти», – сказал он, – что совершенно очевидно. Но обычно не так просто сразу понять смысл. Она снова посмотрела на открытые страницы. – Некоторые слова похожи, – сказала она. – Так я и напал на этот язык, – ответил Чип. Его рука лежала на спинке стула, который он принес для нее. – Я весь день сидела, – сказала она, – а ты садись. Продолжай. Он сел и вытащил сложенные списки из-под книг. – Можешь их держать сколько хочешь, – сказал он, разворачивая списки и раскладывая их на столе. – Я их уже знаю наизусть. Он показал ей, как группируются глаголы, следуя разным типам изменения для выражения времени и для указания на подлежащее, и как прилагательные принимают ту или иную форму, в зависимости от существительных, к которым они относятся. – Это сложно, – сказал он, – но как только ты поймешь, что к чему, переводить очень просто. Он перевел для нее страницу из «Причины страсти». Виктор, торговец, совладелец нескольких промышленных компаний – член, которому поставили искусственное сердце, – упрекает свою жену Каролину, что она была нелюбезна с влиятельным законодателем. – Это очаровывает, – сказала Лайлак. – Что меня поражает, – сказал Чип, – это то, сколько было непроизводительных членов. Все эти совладельцы и законодатели, солдаты и полицейские, банкиры, сборщики налогов… – Они не были непроизводительными, – сказала Лайлак. – Они не производили вещи, но они создавали условия, позволяющие членам жить так, как они жили. Они производили свободу, или, по крайней мере, поддерживали ее. |