Онлайн книга «Архангелы Сталина»
В дверь палаты робко постучали, и появилось испуганное лицо пожилой медсестры: — Рувим Яковлевич, тут к товарищу раненому посетитель пришёл. — Я же сказал — никого не пускать! Медсестра ойкнула и влетела в помещение. Следом за ней решительно шагнул высокий священник в парадной рясе. — По поручению Его Святейшества Патриарха. С пастырским благословлением. — Ну…, если так…, - пошёл на попятную профессор. — Именно, подтвердил батюшка. — А теперь оставьте нас. Служение Всевышнему не терпит суеты. Или Вы, товарищ Шнеерзон, тоже желаете вкусить Божьей благодати? Рувим Яковлевич не возжелал, и поспешил откланяться. А священник достал из пухлого портфеля пыльную бутылку, и повернул ко мне этикеткой. — Она и есть, "Божья Благодать". Урожай двенадцатого года, крымская лоза. Господь обманывать не разрешает. А где тут у Вас стаканы, товарищ генерал-майор? И только когда четвёртая бутылка вылетела в форточку и упокоилась с миром в зарослях расцветающей сирени под окном, святой отец заговорил о деле, с которым был отправлен ко мне. — Сегодня вечером прилетают Ваши товарищи с "Челюскина". — Батя, дай я пожму твою мужественную руку. Вот это новость. Спасибо, уважил. — Подождите, товарищ генерал. Меня ведь не только Патриарх сюда направил. Ещё и сам Иосиф Виссарионович лично инструктировал. — Мог бы и сам заехать, — заочно укорил я товарища Сталина. — Нельзя, — вздохнул батюшка. — Потому и просили проделать всё тайно. Никто не должен знать о Вашей роли в событиях на территории бывшей Литвы и ныне покойной Польши. Международная обстановка обязывает и требует невмешательства. Одно дело — добровольцы, и совсем другое — целый генерал. — И потому про мои мифические подвиги во всех газетах напечатали? Это Вы называете сохранением тайны? — Позвольте не согласиться. Там фамилия нигде не указывалась, только инициалы. А.Г.Р. Может, это был бразильский генерал? По имени Альварец Гильермо Родригец? — Угу, — согласился я. — Тот самый бразилец, который с криком: — "Вот я вам, блядям, ужо покажу!", сбил низколетящий литовский самолёт метко брошенным обломком рельсы. — Что Вы такое говорите, Гавриил Родионович, "Правда" газета солидная, ни о каких блядях в ней не упоминается. — Ладно заливать-то, святой отец. Своими глазами в "Комсомолке" видел. Священник достал блокнот, и сделал в нём пометку: — Совсем молодёжь распустилась. Примем меры, наложим епитимью. — На Соловках или в Сибири грехи отмаливать будут? — Упаси Господи, товарищ генерал. Кто же в наше время ценными специалистами разбрасывается? Поработают некоторое время в "Льне и Конопле", потом на "Мурзилку" перебросим. Оно пользительно будет для просветления ума и культуры печатного слова. — Сурово, — только и посочувствовал я корреспондентам. — А по иному и нельзя. Россия в кольце врагов, — батюшка перекрестился и добавил: — Аминь! Да, против таких аргументов не попрёшь. Впрочем, и не собирался. Только переспросил: — А что, действительно есть журнал про коноплю? — Он про детей, и для детей. А, хотя бы и про коноплю, что такого? Наши советские коноплеводы — самые передовые в мире. Государственные награды получают. План перевыполняют ежегодно. И, даже, сверх плана…. Лекцию о взаимодействии детских периодических изданий и сельского хозяйства пришлось не слишком вежливо перебить прямым вопросом: — Так что просил передать товарищ Сталин? — Ах, да…. Простите великодушно, товарищ генерал. Самолёт с Земли Иосифа Виссарионовича сделает промежуточную посадку в Твери. Там Вы и подниметесь на борт. А уж по приземлении в Москве встретим, как полагается — цветы, шампанское, поездка по городу в открытых автомобилях… — С цыганами? — уточнил я. Глаза у батюшки мечтательно затуманились. Видимо вспомнил свою лейб-гвардии молодость, но быстро взял себя в руки. — Этого нет в сценарии праздника. Но, учитывая Ваши пожелания, можем пригласить народный хор имени Клары Цеткин с одноимённой чулочно-носочной фабрики. Такой вариант не устраивал уже меня. Ладно, обойдёмся. Проявим присущую архангелам скромность. — Когда выезжаем? — Хоть сейчас, — священник заглянул в свой портфель и поправился: — Вообще-то минут двадцать у нас есть…. Машина у ворот ждёт. Пока переодеваетесь, как раз успеем. Или нет? — Что, значит, нет? Разливайте. Да пребудет с нами Благодать Божья! Мы дружно перекрестились и, звякнув стаканами, восславили Господа. А переодеться, это я мигом. Только зашёл на минутку в ванную комнату, которой была оборудована моя отдельная палата, и сменил иллюзорное обмундирование. Но ордена настоящие оставил. Только количество уменьшил. Согласитесь, странно выглядел бы полярник, спускающийся по трапу самолёта, весь обмотанный, как революционный матрос пулемётными лентами. В том смысле, что лента Андрея Первозванного, и ещё одна, Георгия первой степени, смотрелись бы слишком вызывающе. Но всё равно, на батюшку, знающего толк в наградах, мой иконостас произвёл надлежащее впечатление. Он вскинул руку к камилавке, вытянулся во фрунт, и отрапортовал: — Ваше Высокопревосходительство, разрешите представиться — штаб-ротмистр Воронков! — Будет Вам тянуться, святой отец. Священник смутился, вспомнив о сане, и попросил: — Вы подождите несколько минут, товарищ генерал. Я пока врачей с медсёстрами отвлеку. — Это ещё зачем? — Не хотят Вас выписывать, сволочи. Упёрлись, и всё. Даже сам товарищ Сталин ничего не смог сделать. — Вот они, вредители. — Как Вы сказали? — Воронков опять раскрыл блокнот. — Врачи-вредители? Забавная формулировка. Не будете возражать, если мы её когда-нибудь при случае используем? — Да пожалуйста. На авторство претендовать не буду. И гонорар не прошу, — я подошёл к окошку и выглянул вниз. — А знаете что? Давайте встретимся уже у машины? Тут вроде бы не высоко. Раскрытая рама впустила в палату весенний воздух, пропитанный запахом распускающихся вишен. Я глубоко вдохнул и шагнул за подоконник. Привычно хлопнули крылья за спиной, а перед тем, как запоздало включил маскировку, услышал восторженный возглас: — Слава тебе, Господи! Сподобил лицезреть чудо Твоё на старости лет! Прости мне сомнения мои! Сейчас встречу у машины, и спрошу…. Кого это он чудом обозвал? Кремль. Кабинет И.В.Сталина. Поздний вечер того же дня. — Проходите, товарищи, чувствуйте себя как дома, — Иосиф Виссарионович последним вошёл в свой кабинет, обернулся в дверях, и жестом что-то показал Поскрёбышеву. — По-хорошему бы нужно было ко мне на дачу поехать, но народ нас не поймёт. Положение обязывает. Если герои — так непременно и обязательно в Кремль. |