Онлайн книга «Долгая прогулка»
— Да, — в усталом голосе Пирсона сквозило смирение. — Господи, я никогда больше не сделаю этого. — У тебя и не будет такой возможности. — Точно, — голос Пирсона упал. — Я придумал кое-что. Когда я почувствую, что не могу больше, я выбегу прямо в толпу. Тогда они не посмеют стрелять. — Они выпихнут тебя обратно, — сказал Гэррети. — Чтобы посмотреть, как тебя кончают. Вспомни Перси. — Перси ни о чем не думал. Просто пытался убежать в лес. Рэй, ты не устал? — Конечно, нет, — Гэррети гордо хлопнул себя по груди. — Я так, прогуливаюсь перед завтраком. — А я плох, — пожаловался Пирсон, облизнув губы. — Даже думать тяжело. А в ноги будто всадили по гарпуну, так… — Скрамм умирает, — сообщил подошедший Макфрис. — Что? — в унисон спросили Гэррети и Пирсон. — У него пневмония. Гэррети кивнул: — Я этого и боялся. — За пять футов слышно, как хрипят его легкие. Будто через них пропускают Гольфстрим. Если сегодня будет так же жарко, он просто сгорит. — Бедняга, — сказал Пирсон, но в его голосе ясно слышалось облегчение. — Он ведь женат. Что его жена будет делать? — А что она может сделать? — спросил Гэррети. Они шли совсем рядом с толпой, уже не замечая рук, тянущихся к ним, чтобы потрогать. Маленький мальчик хныкал, что хочет домой. — Обращаюсь ко всем, — сказал Макфрис. — Думаю, тот, кто выиграет, должен будет что-то сделать для нее. — А что? — Сам решит. А если этот урод забудет, мы все будем являться к нему и душить по ночам. — Ладно, — сказал Пирсон. — Чего уж. — Рэй? — Конечно. А с Барковичем ты говорил? — Этот хер родную мать из воды не вытащит, если она будет тонуть? — Все равно я поговорю с ним, — сказал Гэррети. — Может, еще со Стеббинсом поговоришь? Ты ведь единственный, кому это удавалось. — Я могу сказать, что он ответит. — Что? — Он спросит, почему он должен это делать. И я не буду знать, что ему ответить. — Тогда пошли его к черту. — Не могу, — Гэррети пошел по направлению к маленькой, согнувшейся фигуре Барковича. — Он, единственный, кто еще уверен, что выиграет. Баркович был в забытьи. С полузакрытыми глазами и щетиной на смуглых щеках он походил на потертого игрушечного медвежонка. Свою оранжевую шапку он или потерял или выбросил. — Баркович! Баркович встрепенулся: — Что? Кто это? Гэррети? — Да. Скрамм умирает. — Кто? А, понял. Рад за него. — У него пневмония. Похоже, он не доживет до конца дня. Баркович внимательно оглядел Гэррети своими глазами пуговками. Да, он был очень похож на старого, забытого детьми игрушечного медвежонка. — А тебе-то что, Гэррети? — Ну, он ведь женат и… Глаза Барковича расширились, пока не стало казаться, что они вот-вот выпадут. — Женат? Женат? Эта жопа с ушами… — Тише ты, ублюдок! Он может услышать! — Мне плевать! — Баркович повернулся к Скрамму и заорал изо всех оставшихся сил. — Что ты думал, идиот, когда впутался в это?! Что это игра в салочки?! Скрамм непонимающе посмотрел на Барковича и помахал ему — должно быть решил, что это зритель. Абрахам, что шел рядом, показал Барковичу палец. Баркович снова повернулся к Гэррети. Он улыбался. — Гэррети, твоя рожа так и сияет добротой. Пустите шляпу по кругу для жены умирающего, так? — Ладно, — сказал Гэррети зло. — Тебя исключаем. Он повернулся, чтобы уходить, но Баркович ухватил его за рукав. — Подожди. Я же не сказал «нет». Разве я это сказал? — Нет. — Конечно, — на губах его снова появилась улыбка, но какая-то жалкая. — Слушай, я вовсе не хотел ссориться с вами, парни. Со мной всегда так не хочу ни с кем ссориться, а так получается. Дома тоже всегда так было, то есть в школе. Я ведь не такой уж плохой, просто часто встаю не с той ноги, что ли. А мне очень нужны друзья, плохо ведь одному, особенно в таком деле, правда? Гэррети, ты ведь знаешь. Тот Ранк — он сам виноват, он хотел побить меня. Почему-то все хотят меня побить. В школе мне даже приходилось носить с собой нож. А Ранка я не хотел… Не хотел, чтобы его… Вы увидели только конец и не видели, как он… — Баркович запутался и замолчал. — Да, правда, — пробормотал Гэррети, чувствуя себя лицемером. Он слишком хорошо помнил инцидент с Ранком. — Ну и что ты собираешься делать? Войдешь в долю? — Конечно, — рука Барковича судорожно вцепилась в рукав Гэррети. —Я могу кормить ее хоть до конца жизни. Я просто хотел сказать… У человека должны быть друзья. Кому хочется умирать в злобе? Я не хочу… Не… — Да, да, — Гэррети начал отходить, ощущая неловкость. Он по-прежнему ненавидел Барковича, но и немного жалел. — Спасибо. — Почему-то проблеск человечности в Барковиче напугал его. Он не мог сказать, почему. Он слишком сильно отстал, получил предупреждение и, ускорив шаг, оказался рядом со Стеббинсом. — О, Рэй Гэррети! — сказал Стеббинс. — С добрым утром. В чем дело? Гэррети вторично пустился в объяснения насчет Скрамма и его жены, и за это время еще один парень получил пропуск (на куртке у него было написано «Ангелы ада на колесах»). Закончив, он терпеливо ждал ответа Стеббинса. — Почему бы и нет? — спросил Стеббинс, дружелюбно улыбаясь Гэррети. Гэррети с каким-то суеверным ужасом почувствовал, что отчаяние добралось и до него. — Звучит так, будто тебе нечего терять, — заметил он. — Нам всем нечего терять, — улыбнулся Стеббинс. — Так легче уходить. Но пойми меня правильно, Гэррети, — я не могу обещать. Сейчас этот бедняга еще кажется вам важным. Я даже скажу почему — вы пытаетесь зацепиться за будущее своим обещанием. Раньше, до Поворота, когда у нас были еще миллионеры, они основывали фонды и строили библиотеки. Они тоже пытались зацепиться за будущее. Некоторые делают это детьми, но никто из них, он широким жестом обвел участников, — не оставит ни одного ублюдка. То, что я говорю, не шокирует тебя? |