Книга Распутья. Добрые соседи, страница 77 – Оксана Панкеева

Занятый восстановлением дыхания, он не сразу понял, что ни огня, ни холода, ни беспросветной зелени больше нет, что он опять может видеть, слышать и двигаться, вот только глубоко в груди по-прежнему щемит и ноет. Он торопливо поднял руку, пытаясь себя ощупать, и наткнулся на торчащую из груди рукоять.

— Ну, может, ты встанешь наконец, столько можно ползать! — раздраженно произнес кто-то прямо над ним.

Макс отпустил находку, оперся ладонями о пол для устойчивости и поднял голову.

Над ним стояли божества из пророчества. Это ничего, что Карающий Меч Света был одет в форму Конфедерации, а его острые уши несолидно торчали из-под серебристых кудрей. Зато от него и в самом деле исходило сияние, а надлежащий волшебный меч можно было даже пощупать, потому что именно он сейчас торчал у Макса в груди. И пусть Повелитель Божественного Огня имел совершенно идиотский вид в красной хламиде по колено, из-под которой торчали тощие кривые ноги в плетеных сандалиях. Зато его ниспадавшие до пояса волосы в самом деле были огненно-рыжими, а тот самый огонь Макс ощутил на собственной шкуре не далее как минуту назад.

— Прошу меня извинить, — виновато произнес эльф, протягивая руку. — Позвольте мне забрать меч.

И, не дожидаясь разрешения, схватился за рукоять и рванул.

Макс невольно вскрикнул от боли и опять на время забыл, как дышать.

Его подхватили под руки и помогли встать.

— Поторопитесь. Вам нельзя долго здесь оставаться.

— А… разве я не умер? — выдохнул он первое, что пришло в голову, и тут же догадался, что сморозил глупость.

— Да ты выйдешь отсюда, или тебя пинком выкинуть?! — Хотя облик почтенного Ушеба здорово изменился в этой реальности, сварливый нрав остался прежним. И при всей его хамской беспардонности он был прав в одном: оставаться в туннеле нельзя ни единой лишней секунды.

Макс торопливо сделал несколько шагов назад и остановился у входа, как всегда.

— Но… как?

Эльф смущенно повертел в руках меч, состоящий, казалось, из чистого света, и улыбнулся.

— Не могли же мы вас бросить здесь одного.

— Как вы вообще туда вошли?

— С той стороны, — ухмыльнулся куфти, указывая себе через плечо.

— Мы ведь оба умерли, — добавил Феандилль. — И теперь можем ходить этим путем.

— А этот меч? Как получилось, что…

— Что он вам не повредил? Он и не может повредить живому.

— И священный огонь тоже, — добавил Ушеб.

— А почему вы не использовали свой меч против лича?

— Потому что он нематериален, — терпеливо пояснил эльф.

Макс перевел взгляд на его напарника, и тот даже не стал дожидаться вопроса.

— Да задери тебя кошки, что такого в моих волосах?! Неужели ты думаешь, что я всю жизнь ходил лысым?

— Нет, я не о том… Но… их цвет… несколько непривычен для куфти. Неужели в ваше время…

— Вот же тупой! — искренне изумился ископаемый мэтр. — В мое время приличные люди свои лохмы красили! В разнообразные приятные глазу цвета! Ты хоть узнал что хотел, трепло?!

— Да… — с трудом вспомнил Макс. — Спасибо.

— Да не за что! — хором рассмеялись герои пророчества. — Иди уж. Там ведь все волнуются.

Макс в последний раз оглянулся на их довольные ухмылки и побрел в сторону выхода.

Время завтрака давно миновало, и приближалась пора обеда, а шестеро мужчин так и сидели по лавкам в напряженном оцепенении, даже не пытаясь поискать на кухне еду.

Впрочем, пятеро из них прекрасно знали, что поиски все равно ничего не дали бы, — все, что оставалось съедобного, они нервно догрызли еще ночью, а заниматься стряпней, когда за стеной, можно сказать, помирает хорошая знакомая, казалось всем кощунством.

Джеффри Стоунбридж мысленно клял себя за неосмотрительные слова, которые запросто могли оказаться сглазом. Могли и не оказаться, в конце концов, бывают и просто слова, но уж слишком явно все сложилось — стоило ему ляпнуть о всемогущей природе, как она тут же повернулась к ним задницей. Вернее, младенца повернула. И не задом, а спиной. Поперек.

Виконт Бакарри тоскливо посматривал на оружейный шкаф, последними остатками рассудка цепляясь за мысль, что еще один труп сейчас будет не к месту и только доставит всем лишние хлопоты. Пусть лучше его убьет Ольгин муж, может, ему от этого хоть немного полегчает…

Юный Роберто испуганно вжался в угол между стеной и печкой и не рисковал вообще раскрывать рот, получив еще два отцовских подзатыльника и гневное разъяснение, что его, болвана, покойная матушка точно так же рожала больше суток.

Старший Льямас нервно ломал пальцы и кусал губы. Мысли его беспорядочно метались между воспоминаниями о покойной жене и появлении на свет его собственных детей и Кантором, которого он слишком хорошо знал, чтобы сохранять спокойствие.

Торнгрим сумрачно разглядывал погнутую латную рукавицу и думал о том, что, пожалуй, рановато он задумался о женитьбе. И что маму давно не навещал.

Даже Гиппократ притих и непривычно посерьезнел.

О чем сейчас думает его величество, они боялись даже догадываться. Последний раз он появлялся почти час назад, шепотом, чтобы не услышала Ольга, объяснил ситуацию и еще раз горько посетовал на бесполезность теории. «Самое отвратительное, — сказал он напоследок, — я знаю, что надо делать в таких случаях. Но я не умею. Здесь нужен практический навык, а не теоретические знания». Нервно затянулся и еще тише спросил: «Кто-нибудь из вас хоть что-то смыслит в хирургии?» Оглядел одинаково вытянувшиеся лица, кивнул и убежал обратно, даже не загасив трубку. И больше не появлялся.

Что происходило за дверью с тех пор, невозможно было разобрать на слух — громкие стоны, иногда переходившие в крик, заглушали неразборчивую речь короля, а в них самих давно уже не содержалось ничего членораздельного. Герои молча слушали, тихо безумея от непривычного чувства беспомощности, и старательно избегали встречаться взглядами.

Стоны за стеной стихли, и спустя мгновение в наступившей тишине вяло и несмело раздалось тоненькое кваканье. Все как один вскинулись и с надеждой уставились на дверь. Кваканье не прекратилось, а постепенно перешло в мяуканье. Еще несколько томительных минут — и дверь наконец открылась.

— О боги! — не удержался темпераментный мистралиец. — Все-таки разрезал!

На лицах остальных отразился примерно тот же вопрос, ибо рубашка его величества была залита кровью чуть ли не до пояса, а руки выглядели так, словно он их по локоть засовывал в тот самый предполагаемый разрез. В сложенных чашечкой ладонях вертелось и попискивало что-то крошечное, синенькое и страшненькое.

В первый миг Шеллар, кажется, намеревался ответить чем-то из репертуара Кантора, на безукоризненном мистралийском и с надлежащим произношением. Но в последний момент овладел собой и обычным своим бесстрастным тоном процитировал главу из учебника, что-то насчет того, что объем кровопотери при нормальном течении родов составляет от трети до половины кварты.