Книга Серенада новогодней ночи, страница 31 – Ольга Арсентьева

Ясмин отшвырнула в сторону узел и крепко обхватила калифа за талию. Его руку она положила себе на плечо и мягко, но настойчиво повлекла спотыкающегося калифа к своему дому.

Главный вор остался валяться на земле, предоставленный судьбе.

(Но не беспокойся о нем, любезный читатель, и не спеши обвинять Ясмин и калифа в бесчувственности. Вор очень скоро придет в себя, с трудом, но все же самостоятельно поднимется на ноги и убредет в свою нору, дав себе слово больше никогда, никогда… и вообще быть поосторожнее на работе.)

* * *

Что было дальше? Что ж, вы могли бы догадаться и сами.

Вначале калиф всячески изображал слабость, а Ясмин, отослав надувшихся служанок, собственными руками оказывала ему медицинскую помощь. Потом, когда выяснилось, что рана неопасна и неглубока, Ясмин решила удалиться из комнаты, где лежал полураздетый калиф, но он попросил не оставлять его одного, а быть щедрой до конца и залечить его раненую душу так же, как она залечила его тело.

Ясмин, старательно отводя глаза от лица калифа и его смугло-золотистого, поджарого сильного тела, призналась, что и ее душа истомлена застарелой печалью.

Тут оба страдальца принялись читать друг другу Хафиза: Ясмин наизусть, а калиф – сверяясь с предусмотрительно захваченной из дворца, спрятанной в поясе зеленой книжицей. Чтение перемежалось ледяным шербетом, халвой и винными ягодами, которые, как известно, утоляют один голод, но вызывают другой. Постепенно их голоса делались все более тихими и томными, а взгляды, бросаемые друг на друга, – более долгими и выразительными.

И когда калиф, в знак особой милости от женщины, считавшей, что он спас ее и служанок от грозной опасности, попросил Ясмин хоть на мгновение приподнять чадру и дать его взору насладиться созерцанием ее неземной красоты, Ясмин не смогла ему отказать. Как не смогла отказать и тогда, когда он пожелал поцеловать ее руку. И тогда, когда он пожелал выпить с ней из одной чаши. И тогда, когда его руки обвили ее трепещущее тело, а горячие губы прижались к ее губам.

Ну а раз так, решила умная и рассудительная Ясмин, какой же смысл отказывать ему во всем остальном?

* * *

На рассвете калиф проснулся, с улыбкой взглянул на белое, с легкими тенями утомления лицо спящей Ясмин, бесшумно оделся и так же бесшумно покинул ее дом. Но, уходя, оставил на подушке рубиновые четки.

Вернувшись во дворец привычным потайным путем, калиф нашел в своем кабинете великого визиря.

– Повелитель, – взволнованно начал Джафар, – если бы не ваш строгий приказ оставить вас одного и даже не думать о том, чтобы тайно сопровождать вас, я бы…

– Да, да, Джафар, ты поступил совершенно правильно…

– Я места себе не находил от беспокойства… А если бы с вами что-нибудь случилось?

Тут до Джафара дошло, что с калифом, похоже, в самом деле что-то случилось. Но не в том смысле, которого он опасался.

– Мой господин, вы были у нее? Вы были у прекрасной Ясмин?

– Да.

– И, позволю себе спросить, она оказалась… жемчужиной, еще не сверленной и не объезженной другим кобылицей?

– Это что, опять Хафиз?

– Нет, это Саади… Впрочем, я читаю ответ на вашем лице!

– Ты прав. И знаешь что, Джафар, давай-ка мы с тобой напишем один фирман.

Джафар уселся за письменный стол, размотал чистый свиток пергамента с золотым обрезом и обмакнул в чернила оправленное в золото гусиное перо.

– Сего дня… сего года… мы, калиф багдадский, повелитель правоверных, ну и так далее, сам допишешь… милостиво повелеть соизволили: нам угодно взять в законные жены женщину, которая доставит во дворец принадлежащую нам драгоценность – оправленные в золото бадахшанские рубины, нанизанные на шелковую нить в виде четок. Все. Число, подпись. Трижды в день оглашать на базарах, площадях и с минаретов мечетей.

– Повелитель, но зачем так сложно?

– Затем. Я хочу, чтобы у Ясмин был выбор. Если она не захочет выйти за меня замуж, она не придет во дворец.

– Вы думаете, это возможно – чтобы она не пришла?

– Джафар, ты не знаешь ее. Это необыкновенная женщина, не похожая на других. Но я надеюсь, что она придет. Во всяком случае нынче ночью я сделал для этого все, что мог.

– А если все же не придет? Как тогда быть с четками?

– Неужели ты думаешь, Джафар, что я стану отнимать у женщины свой подарок, даже если она пренебрежет мной?

Джафар задумался. В конце концов, калиф не отозвал палача из отпуска, а он, Джафар, в высказывании своего мнения и так зашел достаточно далеко.

– Если эта женщина действительно такова, как считает мой повелитель, – медленно произнес он, – она придет во дворец в любом случае. Или она вернет вам четки, чтобы снова получить их из ваших рук в качестве свадебного дара, или она вернет вам четки, потому что не захочет держать у себя такую дорогую вещь чужого для нее мужчины.

– Увидим. – Калиф насупился и повернулся к Джафару спиной. Великий визирь отвесил царственной спине поклон и поспешил удалиться.

* * *

Алена отчетливо слышала, как калиф сказал «Увидим». Голос калифа был ей знаком. Знакома была и спина в белом шелковом халате, и походка, которой калиф удалился в глубь кабинета и встал перед широко раскрытым венецианским окном, заложив за спину смуглые от загара руки с длинными изящными пальцами.

– Все произойдет так, как и должно произойти, – пообещал, не оборачиваясь, калиф, – только так, и никак иначе. К тому же, если вспомнить химию, рубины – то же самое, что и сапфиры…

– Рубины – то же самое, что сапфиры, – шепотом повторила Алена. – И то и другое просто разновидности корунда. Алюминий-два-о-три.

Рубины – то же самое, что и сапфиры. Калиф багдадский – то же самое, что Александр… Грубин?

И ведь он сказал тогда, в библиотеке, когда она взяла с полки «Новые сказки Шахерезады»:

– …как раз это я читал. Неплохая вещь.

Сердце Алены бешено заколотилось, и она проснулась – в кресле, с книжкой в руках.

Слава богу, это был лишь сон!

А вдруг… Нет, не может быть никаких вдруг! Александр – такой хороший, добрый, порядочный, простой! Он никак не может быть калифом, то есть олигархом. Никак не может быть президентом компании Александром Грубиным!

Алена пошла в ванную, умылась холодной водой и жадно напилась прямо из-под крана.

Или все-таки может?

Отражение в зеркале глянуло на Алену грустными глазами из-под страдальчески заломленных бровей и покачало головой.

Тогда почему он не приходит, почему его до сих пор нет?

Может быть, с ним что-нибудь случилось?

Или он тоже, как калиф, хочет, чтобы у нее был выбор? Ждет ее?