Онлайн книга «Фархад и Евлалия»
|
– Спасибо, доктор! Если от меня что-то нужно: деньги, лекарства, что угодно – говорите. Я все достану. – И голос, и руки Евлалии дрожали от волнения и жалости к отцу. – Хорошо, девушка. Вам придется подождать пару дней. Тогда и поймем, что делать дальше. Аккуратно прикрыв дверь ординаторской, Лала вернулась в палату, готовясь к новым истерикам отца и обещая себе, что не будет поддаваться на провокации. В конце концов, отец не виноват – это болезнь. Он так сильно любил маму… – Пала, я рада сказать, что есть возможность перевестись в отдельную палату, чтобы тебе никто не мешал и ты мог отдыхать спокойно. – Вернее, чтобы я никому не мешал, так? – Ну что ты! Просто я о тебе забочусь. Там телевизор, отдельный туалет с раковиной, холодильник. – Холодильник. Кстати, я не собираюсь есть эту дрянь, которой здесь кормят! Будь добра, приноси мне еду из дома. Ради отца можешь в кои-то веки и постараться! – Конечно. Что ты хочешь? – Борща. Котлету с картошкой. Морс. – Пап, котлету нельзя: врач сказал: никакого мяса. – Что, и борщ без мяса? – Мясо нельзя. Вообще. – Ты издеваешься, девочка? Я всю жизнь ел мясо! – Пап, я сварю тебе вегетарианский борщ, а вместо котлеты приготовлю рыбу. – И ты думаешь, я долго буду это терпеть? – Папа, это вредно для сосудов. А сейчас категорически запрещено. – Послушайте дочь, она вас так любит, сразу видно! – вмешался сосед у окна, худой, похожий на вяленую воблу мужчина, со взглядом ученого. – А вас, милейший, я не спрашивал и поэтому попросил бы не делать мне замечаний и не открывать рта в моем присутствии! Любит она меня! Да она месяцами на глаза не кажется! – И я ее понимаю! – откликнулся сосед слева. – При вашем характере это неудивительно. – Вы тоже помолчите, вас я не спрашивал. Я с дочерью разговариваю! Будет меня еще всякая шелупонь жизни учить! – Какое счастье, что вас переводят в другую палату! – проговорил сосед слева. – А уж как я рад, что избавлюсь от столь назойливого внимания! – Сочувствую вам, девушка! – посмотрел на Лалу мужчина у окна. – Будьте столь любезны не вмешиваться в разговор, который вас не касается! – снова вспылил отец. – Господа, – примирительно произнесла Лала, – пожалуйста, не надо… Те согласно кивнули. И впрямь, становилось понятно, что лучше не заводить его и себя, особенно учитывая то, что все лежали тут с делами сердечными. – И учти, Евлалия! – желчно заметил отец. – Завещания у меня два: одно на тебя, другое – на соседку Вальку. Она спит и видит, как отхапать мою квартирку. Кому я оставлю – еще не решил! Все будет зависеть от тебя! – Я надеюсь, что ты еще поживешь, папа. – Ты надеешься, что я скоро сдохну, но этого не случится, дорогая! Сосед у окна молча встал и вышел в коридор. Следом за ним потянулся и второй. – Чистоплюи поганые! – выкрикнул отец им вслед. – Выпендрежники! Возьми ключи и съезди ко мне домой. Привезешь чистое белье, халат и тапочки. А еще мои очки, детективчик, что на тумбочке лежит, и клизму. Мой мобильный телефон, записную книжку, туалетную бумагу, лупу, тренировочные штаны, будильник, несколько полиэтиленовых пакетов. Потом вспомню, что еще, – скажу. Когда отца перевезли в отдельную палату, он наконец отпустил ее за вещами, а сам принялся увлеченно переключать каналы телевизора. Казалось, дочь ему теперь совершенно без надобности. Лала на подкашивающихся ногах спустилась в вестибюль. – Ну что там? – встретила ее Марта. – Лучше не спрашивай. Его клинит так, что все отделение с ума сходит. Надо найти ему сиделку и привезти вещи. Еще непонятно: нужна будет ему операция или нет. – Так, короче. Я тебя отвезу. Сегодня все равно день не задался с самого утра. Пока ты будешь собирать вещи, я найду сиделку. – Он еще требует борща и рыбу с картошкой. – Без проблем. Позвоним в ресторан, они все приготовят и упакуют горячее. Только забрать. – Ага, и переложить в баночки. Потому что он начнет орать, что мне лень для него и пальцем пошевелить. – Баночки так баночки. Без проблем. Возьмем у него какой-нибудь пледик, укутаем, чтобы не остыло. Все будет в лучшем виде. – Ох, Марта! Ты мой ангел-спаситель! – Я в такой должности еще не выступала. Прикольно. Порулили? – Ага. Спасибо тебе! – Лала хлюпнула носом. – Нема за що! Обращайся. Вот только сырость не разводи! – Я постараюсь! – Лала, тебе надо быть сильной. Никуда не денешься. И я с тобой. Ты не одна. Ясно? – Так точно, командир! – Евлалия слегка приободрилась и даже выдавила жалобную улыбку. – Уже лучше! На старт! Поехали! После всего этого безумного дня, когда Лале пришлось собирать отцовы вещи, ехать в ресторан и перекладывать еду в стеклянные баночки, а потом бежать на встречу с сиделкой и уговаривать отца, чтобы тот не буянил, девушка совершенно вымоталась. Тем не менее она отпустила Марту, хотя та и предлагала довезти подружку до дома. – Я хочу немного пройтись. Подумать, – ответила она. – Идет снег – надо же, в начале октября! – и мне не хватает его белизны и холодного спокойствия. И тишины. Спасибо тебе за все. Выйдя из главных ворот больницы, она неспешно пошла в сторону Ленинградского проспекта, хотя до Хорошевского шоссе было значительно ближе. Зайдя в метро, поняла, что ей душно и хочется еще немного пройтись. Следующая станция «Тверская» – объявил металлический равнодушный голос в вагоне. «„Тверская" – так „Тверская"», – решила Лала. Ей хотелось подумать. О себе, о жизни, об отце и Фархаде. Когда-то давно, теперь кажется, что в незапамятные времена, она мечтала обзавестись штампиком в паспорте, кому-нибудь принадлежать, чтобы перейти из категории «мадемуазель» в более весомое и солидное «мадам». Спустя энное количество лет она поняла, что несколько погорячилась, выйдя за Федю. Впрочем, что теперь рассуждать: содеянного, как говорится, не воротишь, но где взять силы, чтобы изменить нынешнее положение вещей? И надо, наконец, развестись. В последнее время ее тянуло сделать что-то этакое, непривычное, протестующее, например, заняться зорбингом, или изучением японского языка, или поехать путешествовать автостопом… Она бездумно шла по Тверскому бульвару, прижав пальцы к вискам и не обращая внимания ни на начавшийся слабо моросящий противный дождь вперемешку со снегом, ни на целующихся у памятника великому поэту бритоголовых девочек в мешковатой одежде… Скользя по ним рассеянным взглядом, она думала о том, кто смутил ее призрачный покой, разбередил (так некстати) успокоившуюся было душу и заставил метаться в поисках смысла жизни. Ну ладно бы годков этак на несколько пораньше, но сейчас, когда все так устоялось и покатилось по удобной и широкой колее?.. К тому же он сам выбрал свою судьбу, подарив ее кольцо другой. Может, оно и к лучшему? Зачем ей мусульманская семья? |