Онлайн книга «Птичка над моим окошком»
|
– Обо мне?! – О тебе, тебе. – И что вы обо мне говорили? Данька не отказал себе в удовольствии поиздеваться над тираншей сестрой: – Чё, интересно? – Еще чего? Совершенно неинтересно, – стала отнекиваться Августа. – Но это меня касается, поэтому давай выкладывай. – Так, ничего особенного, просто ты повелась на такую лажу, что твои умственные способности вызывают сомнение у нормальных людей. – Вызывают сомнение? Мои умственные способности? – Ага. – Так, ну вот что: завтра будешь заниматься два с половиной часа. – Это за что? – За то, что обсуждал с посторонним человеком сестру. – Матвей не посторонний, Матвей… Не-ет, это было уже чересчур – кровь бросилась Августе в голову. Этот омерзительный тип, сосед, настроил против нее брата! Августа уперлась в бока: – Не посторонний? А кто? Кто? Отец родной? Или гуру? Кто он тебе? Никто! И ты не имел никакого морального права говорить о родной сестре с чужим человеком, да еще в таком тоне, – перешла на крик Августа. В эту минуту ей было плевать на слышимость в их доме. – И это не мои умственные способности вызывают сомнение, а ваши! – Наши? – с гаденькой улыбочкой переспросил Данька. – Ваши! И не смей рожи корчить, паразит! – Я паразит? – Все вы паразиты! И папашка, и ты, и он! – Августа ткнула пальцем в стену, за которой, предположительно, находился сосед. – Все вы паразиты! Она со злостью пнула подвернувшийся под ноги пуфик, и завод закончился. Неприглядность вспышки моментально дошла до разгоряченной Августы, ей, как обычно, стало стыдно, на глаза навернулись слезы. До чего довели, сволочи. – Иди мойся, – сдавленным голосом выговорила она. – А ты не хочешь спросить, что мы решили? – Ах, так вы еще что-то решили? – Слезы высохли. – Мы решили записать признание этого Витасика на диктофон. – Кого-кого? – Ну, этого, который с телевидения. – Виталия Шутихина, что ли? – Ну да. Это я придумал, – с гордостью сообщил братец. – Ты придумал? – Да, я. Августа смерила брата оценивающим взглядом: – Ладно, Штирлиц, быстро умываться и спать. На пороге ванной Данька оглянулся: – А если ты обидела человека зря, ты извинишься? – Много чести. – Но он ведь ни в чем не виноват, а ты его зачем-то выгнала и обозвала. – Значит, так ему и надо. Нечего таких друзей заводить, от которых одни неприятности. – Они дружат двадцать лет, – поделился добытыми сведениями Данька, – и из-за тебя первый раз поссорились. – Мойся уже, – совсем другим тоном велела Августа и отвернулась, пряча от Даньки дурацкую, глупейшую улыбку. Первая половина дня у Шутихина оказалась свободна, и в полном одиночестве он спал в собственной постели, что было весьма неосмотрительно, учитывая последующие события. Разбудил Витасика требовательный звонок в дверь. Витасик сразу смекнул, что открывать не стоит. Пока начинающий алкаш прикидывал, каковы его шансы отсидеться, звонок троекратно повторился, так что было совершенно очевидно: рано или поздно открыть придется. Что за люди такие непонятливые? Страдая от похмелья, Витасик разлепил веки и тут же вынужден был со стоном их закрыть. Звонок уже трезвонил без пауз, создавалось впечатление, что кнопку вдавили навсегда, замкнули цепь подручными средствами – спичкой или канцелярской скрепкой. Кряхтя и постанывая, Витасик осторожно сел в постели и потрогал голову. Боль из тупой превратилась в стреляющую. Чтоб он еще раз вот так напился… Да никогда в жизни. Витасик обвел комнату мутным взглядом в поисках того, на чем можно поклясться. Ничего библейского в его окружении не водилось, но взгляд наткнулся на фотографию родителей, которые со стены с печальным укором взирали на непутевое чадо. Поклясться родителями? Витасик заранее почувствовал себя клятвопреступником и поежился. Ну их в баню, все эти клятвы. Спятивший звонок заставил Шутихина выползти в прихожую. – Кто? – прошелестел он сухим ртом. Заглянуть в глазок мешала резь в глазах. – Я, – отозвался гость. Ясен пень – Мотька Степура. Какое-то шестое чувство, подозрительно похожее на голос разума, подсказывало Витасику, что впускать друга не стоит, но руки с разумом не дружили, действовали сами по себе и уже поворачивали замок. Неожиданно дверь вырвалась из-под контроля, полетела навстречу и приложила Витасика по лбу. На ногах Шутихин и так держался еле-еле, а от удара вообще завалился под вешалку, собравшую на себя барахло всех сезонов, и зарылся под каким-то межсезонным френчем. – Только не по лицу! – истерично взвизгнул Витасик. Было от чего впасть в истерику. Тот самый Мотька Степура, с которым они лишились девственности в одном году, в одном пионерском лагере (не исключено, что с одной и той же вожатой), с которым оприходовали не одну бочку вина и выкурили не один центнер сигарет, – этот самый Мотька Степура был явно в бешенстве и наводил ужас. – Что ты ей сказал? – Мотя выдернул из кучи тряпья зеленого от похмелья и страха Витасика и потащил в комнату, смахивающую на грим-уборную примы. – Ничего никому я не говорил, – блеял Витасик, у которого в голове в этот момент все перемешалось: Тоня, одноклассница Ритка, Таня и красотка докторша. Если говорить по совести, он чувствовал за собой грешок, но с похмелья не мог вспомнить какой. – Что ты сказал Августе? – прогремел в лицо ему Матвей. – Ах, Августе, – обрадовался Витасик. – Да! – рявкнул Мотя и намотал на кулак и без того растянутую майку Витасика. – Я не помню! – извивался и юлил Витасик. – Даю тебе последний шанс: что ты сказал Августе, – по слогам, с угрозой в голосе произнес Матвей. Витасик на всякий случай прикрылся подвернувшейся под руку подушкой-думкой: – Вспомнил! Сказал, что ты нанял актеров, и ограбление было разыграно, – признался он, подглядывая одним глазом за Матвеем. И не уследил, пропустил удар левой в солнечное сплетение. Бледно-зеленая физиономия сделалась синюшной, Витасик открыл рот и норовил лишиться сознания. Этого Мотя допустить никак не мог. Приметив початую бутылку пива в изголовье постели, Матвей вылил содержимое на голову задыхающемуся Витасику и похлопал предателя по щеке: |