
Онлайн книга «Под крылом Ангела»
Это что — достойный поступок? Разве любящий мужчина испугался бы гриппа или хоть даже чего похуже? Люди ради любви жизнью рискуют, а этот… Вот тогда и надо было его послать ко всем чертям, ясно же было — гнилой тип, гнилой! Так нет, она, дура, давай ему оправдания искать. И нашла ведь! Еще одно «приятное» воспоминание. Как-то пришла к нему за кулисы без предупреждения — а у него там девка модельной внешности трется. Сидит, ноги в три версты одну на другую закинула, деловая такая — типа, пришла поговорить с любимым артистом об искусстве. Эд Басю увидел, засуетился и девку быстро вытолкал. А не приди она вовремя, то что? Остается только догадываться… А сколько раз странные эсэмэс самого гнусного содержания ему посылали! Причем Бася спрашивала, пылая праведным гневом, мол, от кого, а он, потупившись: «Дак от жены, от нее, законной!» И пойди проверь — на самом деле от жены или совсем даже не от жены! Да, конечно, он ей изменял — что тут сомневаться, тем более столько соблазнов вокруг! Ага, теплее, уже теплее, вспоминаем плохое дальше! А жлобство его, вошедшее в историю? Эд — ужасная жаба, всем известно. Он же ей нормальных подарков не дарил, если подумать. Ну там парфюмы, цветы — это не считается. А серьезных даров волхвов не было. Конечно, она и сама не нищая, в содержанки никогда не метила, но все же обидно… Не корысти ради, а токмо подтверждения любви для. А он решительно ничем ее не подтверждал. Вот, скажем, Чувалов: валенок валенком, но ведь засыпал Соню подношениями! На жемчугах не экономил, машину подарил из очень недешевых, квартиру ей прикупил на Крестовском. А Бася что? Ездит на своей честно заработанной машине, живет в родительской квартире… Так что Эд выезжал на одних парфюмах. А между прочим, человек не бедный, гонорары получает немаленькие, мог бы и раскошелиться! Ну а что ему еще, скажем, записать в послужной список? Что-нибудь положительное для разнообразия! Может быть, какие-то особенные мужские достоинства? Необычайную сексуальность? Мастерство в амурных делах? Ну было ей с ним в постели хорошо. Ну ладно, очень хорошо, божественно хорошо первые два месяца, а потом то, се… Эд стал приходить на свидания усталым (он много снимался в то время), и стало все как у нормальных людей. Раз ничего не было, никакого секса — «давай просто поговорим», два — ничего… Бася не роптала, чтобы упрекнуть любовника — ну что вы, ни-ни… Потом наладилось все. Опять стали буржуазными и невоздержанными, но тем не менее сказать, что Эд наделен какой-то особенной сексуальной мощью, она не может. Да, внешность героя и сложен божественно, но любовники небось и получше бывают. Ну-с, что ему еще в зачетку? Самовлюбленный, эгоцентричный тип, с которым решительно не о чем поговорить! Его же, кроме ролей, ничего не интересует. Вот хоть раз он поинтересовался, как живет Бася, чем живет Бася? Нет! Да ладно любовь, но ведь он даже никакого уважения к ней не испытывал… К ее творчеству относился весьма снисходительно. Допустим, она и сама не слишком серьезно к нему относится, слава богу, мании величия у нее пока что нет, но любовник мог бы относиться к тому, что она делает, иначе, тем более что получил немалый гонорар, снимаясь в фильме по ее, подчеркнем, сценарию. И вообще на ней зарабатывает целая куча людей в издательстве! Она, конечно, не Эвора — остров не прокормит, но все-таки… А он ей запросто мог сказать, этак с пренебрежением: — Вот ты все пишешь, пишешь… А когда наконец мы (зачем-то это дурацкое «мы» ввернул) дождемся от тебя чего-нибудь значительного? Бася в ответ угрюмо: мол, осмелюсь спросить, вы о чем? — Ну когда ты выдашь какую-нибудь нетленку? — Нетленка, нетленка! Для начала объясни мне, что это такое! — Ну, — задумался Эдуард, — например, Маркес, «Сто лет одиночества». М-да! Разве любящий мужчина будет Маркесом глаза колоть, намекая на несопоставимость масштабов? Вот именно! Между прочим, в народе говорят, что надо избегать людей, которые лишают нас веры в себя, а Эд явно пытался ее этой веры лишить. И вообще, если посчитать и все припомнить, то плохого, может, даже больше, чем хорошего, наберется! Как ни крути, а Эд в качестве любовника — дурной вариант. Она с ним как тот зайчик в анекдоте, который дерьмо и понюхал, и на вкус попробовал, осталось только еще наступить. И вот получается форменный казус, и без этого дерьма она жить ну никак не может! Болезнь, что ли? Наваждение? * * * Опять дверной звонок. На пороге возникла уже знакомая тетка-почтальонка. — Снова здрасьте! — не слишком доброжелательно отозвалась Бася. Но тетку советской закалки не проймешь — тычет своей телеграммой. Бася хвать — и прочла быстренько. Послание и на сей раз поражало воображение: «Балканы беременны войной!» И все. Без разъяснений. — Вы что мне носите? — едва не рыдая, спросила Бася. Тетка зыркнула с вызовом: — Что не так, женщина? «Женщина!» Самой лет шестьдесят в обед! — Что вы мне за ерунду носите? — Что посылают, то и носим! — с вызовом ответила почтовый работник. — Так вот, не носите больше! Не возьму! — Не орите, гражданка! — строго одернула ее тетка. — Много вас таких орущих, никаких нервов с вами не хватит! — И ушла. Бася осталась в полном замешательстве. «Балканы беременны войной!» Каково? Видать, совсем решили ее доконать. Она закурила и погладила кошку, чтобы снять стресс, — не помогло. С такими тотальными уродами никаких сигарет и кошек не хватит! Она представила Эда, его приторно-красивое лицо и яростно затушила окурок. Вот так! Кончено. Жирная точка. А ему, наверное, глубоко плевать на ее страдания. Небось новой дуре вешает на уши романтический бред, произносит монологи из заученных ролей! Жалкий, ничтожный лицемер, повторяющий слова любви в бесчисленных фильмах, как попугай, зазубривший три слова. На самом деле он понятия не имеет о любви! И страдал в этой жизни, наверное, только от мигрени! Это она знает, что такое любовные страдания! Это она сидит с сорванной крышей, в которую хлещут дожди и ветра! Бася всхлипнула, однако разреветься не получилось — похоже, выревела весь годовой лимит. От сигарет уже тошнило. Алкоголь тоже не казался утешением. В общем, Бася серьезно задумалась о спасении души. В этих невеселых раздумьях прошло три дня, а утром двадцать восьмого декабря она задумалась: поехать, что ли, к стилисту, поменять голову, соорудить что-нибудь новенькое, вдруг поможет, крышу поправит? |