Онлайн книга «Под крылом Ангела»
|
— Междометие! — закончила фразу Бася и смачно ругнулась. — Примерно такое. Эд ошалело посмотрел на нее: — Ну, знаешь, не ожидал от тебя! — А я и так могу, представь себе! — отрезала Бася. Эд укоризненно покачал головой и строго заметил: — Ты ставишь мне в вину мою занятость и стремление сделать карьеру, но разве ты сама не свихнулась на своих книгах и популярности? — Неправда! — слабо запротестовала Бася. — Личная жизнь для меня на первом месте! — Ты действительно в это веришь? — ухмыльнулся Эд, и его ухмылка оскорбила ее до глубины души. — Да если хочешь знать, с тех пор как мы встретились, я не написала ничего приличного, потому что была переполнена любовью и у меня не оставалось сил на работу! — с горечью воскликнула Бася. — Очень плохо, — пожал плечами Эд. — Извини, но я не могу позволить себе настолько раствориться в чувствах, чтобы забыть обо всем остальном! И потом, Барбара, жизнь — это не дамский роман! Бася поперхнулась: какого черта он себе позволяет?! — Кроме того, проблема в том, что ты сама не знаешь, чего хочешь! — продолжал Эд. — Я уж не говорю о том, что тебя вообще никогда не интересовало, чего хочу я! «Потрясающая способность перевернуть все с ног на голову и обвинить в происходящем другого! — усмехнулась Бася. — Мало того, что он меня бросает, даже не стараясь обставить это хоть как-то изящно, так еще и утверждает, что во всем виновата я сама! Нападение — лучшее средство защиты, так, что ли?» — Эд, если у нас много претензий друг к другу, не значит ли это, что нам лучше расстаться? — Она задала вопрос спокойно, хотя в конце фразы голос сорвался. — Ну что ж, — сдержанно кивнул Эдуард. — Возможно, так будет лучше для нас обоих. Бася заставила себя улыбнуться. Его прицельная стрельба достигла цели, и она, можно сказать, оказалась убита наповал. Как больно и трудно дышать… Почему-то вспомнился фильм «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?». Она — хрипящая, загнанная лошадь. Больно… Еще никогда ее не бросали, сама она расставалась с мужчинами легко и безболезненно, иногда чувствуя признательность и благодарность, но чаще ничего не ощущая, кроме равнодушия. А ведь были случаи, когда мужчины валялись у нее в ногах, умоляя остаться. Она вспомнила сцену разрыва с Павликом, его бледное лицо, мольбы и угрозы, ярость и слезы, собственную неловкость и неприятное чувство вины: «Ах, бедный мальчик! Мне жаль тебя, но… Нельзя заставить любить. Прости, я не смогу…» И вот теперь она на собственной шкуре узнала, каково это — быть отвергнутой. А может, эта боль — плата за счастье? Вот было огромное невероятное счастье, которое не дается просто так, и теперь она должна заплатить за него болью? Или это возмездие, плата за то… За что, черт побери?! Ну, хотя бы за то, что она так обошлась с Павликом. Ладно, у нее еще будет время подумать и разобраться со всеми «за что» и «почему». Пока надо где-то взять силы, чтобы встать, гордо пройти по залу, дойти до машины и уехать к чертовой матери. Бася вспомнила сцену из фильма про загнанных лошадей: один из участников танцевального марафона падал, потеряв силы, рефери склонялся над ним и начинал считать. Самое главное было успеть встать, пока не сосчитали до десяти. Один, два, три, четыре… Ну, давай, ты должна! Пять, шесть. Она встала. — Куда ты? — вскинулся Эд. Семь. Восемь. Вышла из зала. Не забываем идти с высоко поднятой головой. Десять. Уже в машине. Завела мотор — и понеслась вдаль! Сложно, конечно, в одной главе оформить всю драматургию их отношений, передать нюансы, выписать обертона… Получается довольно сухо, что-то в стиле Шелли: «Они встретились. Они расстались. Чего же более?» Ну вот так… * * * Бася остановила машину на набережной у Академии художеств и только тогда дала выход эмоциям. Она рыдала с чувством и надрывом, по-бабьи — в голос! Перед глазами, как в калейдоскопе, мелькали картинки прошлой жизни — их с Эдом свидания, путешествия… Кончено, надо разбить этот чертов калейдоскоп, постараться стереть из памяти, но… Как это возможно? И вновь взахлеб и навзрыд, с соплями и причитаниями… Подумать только — в первый раз она полюбила, захотела прожить с этим мужчиной всю жизнь, а он бросил ее! Да как он смел так с ней поступить! Отчаяние сменялось гневом, потом вновь накатывала тоска… Раздался звонок сотового. Меньше всего Бася сейчас хотела с кем-нибудь разговаривать, однако на вызов ответила. — Алло! — Тварь! — вместо приветствия проговорил голос в трубке. — Ты подлая, бесстыжая тварь! Опять оно, с металлическим, искусственным голосом. — Да что вам от меня надо? — крикнула Бася. — Я тебя убью! — сразу с места в карьер заявила трубка. — Это становится предсказуемым! Придумали бы что-нибудь новенькое! — Все равно убью! — пообещали ей с еще большим апломбом. — Знаете, а я была бы вам благодарна! — Бася не смогла сдержать нервный смех. На том конце провода замолчали, видимо, обдумывая ее неожиданное заявление, потом собрались с ответом и сообщили: — Ты за все заплатишь! — Вы больны! — крикнула Бася и нажала отбой. Накатила новая волна рыданий, просто девятый вал какой-то. Почему мир так жесток и несправедлив к ней? Прорыдавшись, Бася вышла из машины. Броситься, что ли, в Неву? Утопиться? Не выйдет — придется сначала лед продолбить. И неприятно — там холод такой… Да и вообще не выход. Глупо как-то кончать с собой. Это же чистая классика жанра! Бася вспомнила, как Павлик заявил, что покончит с собой, а она расхохоталась: «Но это глупо, детка!» Теперь вот сама до чего дошла — на полном серьезе собиралась долбить лед головой! Нет, это не вариант. Но если подумать — что такое страшное и непоправимое произошло? Эд ее бросил, подумаешь! Бросил! — А-а-а, — опять заголосила на луну Бася. Господи, откуда в ней столько слез, выревела уже, кажется, годовой запас! Она вернулась в машину за сигаретами, закурила… Вроде успокоилась. Надо как-то жить дальше, найти в себе силы… Но как? Сосредоточиться на работе, писать, писать… Переплавить страдание в творчество… Ее ждут новые книги, успех и почитатели… Но зачем ей все это, если в ее жизни не будет Эда! Мобильный телефон просигналил, что пришло эсэмэс с анонимного номера. Три слова: «Лесневская — чертова сука!» Ясно, опять оно, маньякам неймется! Кому она так насолила? И ведь не успокаивается, мерзость этакая! |