Онлайн книга «Четыре блондинки»
– Бентли уже полвека не носят те, кому меньше шестидесяти. – Я сделаю все, чтобы он вновь стал хитом. И он им станет, станет, станет! Сестрички С. носят только его. Я закатываю глаза. – Хочу мартини, – говорю ему, – у тебя, случайно, нет с собой таблетки? – Какой? От аллергии? Я не знаю… – А от них колбасит? – Ох, милая моя, с тобой что-то неладно. Ты становишься похожа на маленькую Кортни Лав. Я бы та-а-ак хотел, чтобы ты подружилась с этими чудными, чудными сестричками С. Подумай только, какие вечеринки вы могли бы закатывать. О них бы шумел весь Нью-Йорк. Это было бы прямо как в старые добрые времена. Ну почему я не могу быть как эти очаровашки С.?! Они само совершенство. У них никогда не бывает неприятностей. Даже с их мужьями. Они близняшки, и одна из них (я их всегда путаю, да и все путают) вышла замуж, когда ей было около восемнадцати. Она как-то приглашала меня на чай, и я пошла, поскольку муж сказал, что так надо. «Мой муж женился на мне из-за моих бедер, – сказала она, хоть я и не спрашивала. – У меня бедра подходящие, чтобы рожать, – продолжала она, – что я могу поделать?» Я хотела поинтересоваться, где ей промывали мозги, но не смогла. Она казалась такой печальной. Такой потерянной. Такой хрупкой в пышном пестром платье от Валентино. – Как это ты не лысеешь, Д.У.? – спрашиваю его и зажигаю сигарету. – Ох, ну ты скажешь. У моего деда до самой смерти была прекрасная шевелюра. – А тебе не кажется… что три месяца назад волос у тебя было поменьше? Д.У. оглядывается, шлепает меня по руке. – Ах ты, гадкая! Я и правда кое-что предпринял. Но сейчас все это делают. Знаешь, времена ведь действительно изменились. Все фотографируются. Я имею в виду эти ужасные фотографии в журналах… но кому я об этом рассказываю? Только А., она делает то, что надо. Знаешь ли ты, что ничьи, абсолютно ничьи фотографии не появляются на страницах популярных изданий без ее одобрения? И конечно же, это должны быть именно те люди. У нее высочайшие требования. То, что надо, она чует за милю. А. – это та редактор из «Вога». Я громко зеваю. – Ты видела ту статейку про тебя в прошлом месяце? Тот номер, где разбирали длину твоей юбки. Потому-то в этом сезоне все носят макси. – Все это только потому, – объясняю я, стряхивая пепел на пол, – что подол у той юбки оторвался, а мне было лень его пришивать. – Ну, дорогуша, – говорит Д.У., – разве ты не понимаешь? Такая уверенность, такое спокойствие… Это гениально. Словно когда Шарон Стоун надела на вручение «Оскара» водолазку фирмы «Гэп»*. Со злостью смотрю на Д.У. Я пытаюсь избавиться от него два года, но снова и снова с ужасом осознаю, что он никогда не исчезнет, такие, как он, никогда не исчезают, а особенно если вы знаете их так, как знаем друг друга мы с Д.У. – Меня сегодня вырвало. И мне все еще кажется, что кто-то пытается меня отравить. Д.У. допил мартини. – Мы знаем, что ты не ждешь ребенка, – говорит он так задушевно, что меня передергивает. – А откуда мы это знаем? – Да брось, дорогая. Ты не беременна. Не была и никогда не будешь. Не ты, с твоими тринадцатью процентами жира. На это может купиться твой муж, но не я. – Ты ублюдок! Д.У. смотрит по сторонам. – Говори-ка потише. Если не хочешь увидеть в журнале «Стар» новый материальчик: «Принцесса Сесилия ссорилась со стареющим господином, своим тайным любовником». Я смеюсь. – Все знают, что ты – гей. – Я был женат. Дважды. – Ну и что? – А то, что, если этим заинтересуется пресса, я могу стать кем угодно. – Ты психопат, Д.У. И это становится очевидным для всех. – А ты думаешь, что про тебя нельзя сказать то же самое? – Д.У. снова заказывает мартини. – Принцесса Сесилия, пожалуй, самая ненавидимая женщина в Америке. – Хиллари Клинтон я нравилась. – Успокойся, дорогуша. – Он треплет меня по руке. У него отвратительные тонкие пальцы с острыми кончиками. – Может, и не самая ненавидимая. Пожалуй, было время, когда люди ненавидели Хиллари Клинтон больше, чем тебя. Но ты, конечно, не могла не подумать, что те ужасающие фотографии – не случайность. Зажигаю новую сигарету. – Ну и что? – А то, что редакторы иллюстрированных журналов по всей стране играют в свою маленькую игру: кто опубликует наихудшую фотографию Сесилии? Скорее всего они делают ставки, и фотографы тоже в этом участвуют. Призовой фонд уже около десяти тысяч долларов. – Заткнись! Заткнись, и все. Закрываю глаза. Тут я делаю то, что приучила себя делать много лет назад, когда была ребенком. Я начинаю рыдать. Моя жизнь – дерьмо. Она всегда была такой, если уж вы хотите знать правду. Он грубо смеется. – Я уже видел эту сцену. Ты не заслуживаешь и капли сочувствия. Я в жизни не встречал человека, который умел бы вляпаться в дерьмо так эффектно. А ну-ка соберись! Нюхни кокаина или чего-нибудь в этом роде. – Я ухожу домой. И постараюсь забыть об этом разговоре. – Я бы не стал делать этого, дорогуша. – Д.У. сжимает мою руку. А я и забыла, каким он может быть сильным, хоть он и голубой. – Ты делаешь мне больно, – говорю я. – Это чепуха, моя дорогая, если сравнить с тем, что я могу тебе устроить. И я готов это сделать. – Что тебе нужно, Д.У.? – спрашиваю я, хотя все прекрасно понимаю. – Ты же знаешь, что у меня нет денег. – Деньги? – Он откидывается на спинку стула и смеется. Он так смеется, что из глаз у него текут слезы. – Не обижай меня, – говорит он. – Ты вылитый Эдисон Девитт из фильма «Все о Еве». Злой гей. – Почему бы тебе не заказать чего-нибудь поесть? – Я не голодна, ты же знаешь. – Я что-нибудь тебе закажу. Ну зачем он мучает меня? – Меня стошнит. – Официант! – зовет Д.У. Он придвигается к столу. Я отодвигаюсь. – Все, чего я хочу, – объясняет он, – это быть ближе, как можно ближе к моей милой, дорогой подруге Сесилии, которая вновь собирается заявить о себе как о королеве светского общества. Разумеется, при содействии, помощи и поддержке ее очень, очень хорошего друга Д.У. Я откидываюсь на спинку стула. Кладу ногу на ногу. Покачиваю мыском туфли. |