Онлайн книга «Четыре блондинки»
В прошлом году, вскоре после того, как мы с Хьюбертом поженились, я попросила у него денег на одежду. – Не понимаю, – сказал он. – Хьюберт, – сказала я, – мне нечего надеть. – А что же это у тебя в шкафу? – Мне нужна новая одежда, – настаивала я, и на глазах у меня закипали слезы. Муж впервые отказывал мне в чем-то. «Наверное, он меня больше не любит», – подумала я. – Никогда не видел, чтобы мой отец давал моей матери деньги на одежду. – У нее было содержание, – сказала я, не зная, правда ли это, но отдавая себе отчет, что это весьма смелое заявление, ведь Хьюберт может подумать, будто я осуждаю его мать. Так он и сделал. – Что ты сказала о моей матери? – Ничего, – ответила я. – Тогда зачем же ты ее приплела? – Это не я. Это ты. – Нет, это ты ее приплела. Ты сказала: «У нее было содержание». Ты ведь так сказала? – Да-а-а, – заныла я, – но… а, черт с тобой, – закончила я без особой злости и, плача, побежала в ванную комнату. Он не пошел за мной сразу же, как делал обычно, а когда все-таки пришел, сделал вид, что ему понадобился галстук. – Хьюберт, – повторила я терпеливо, – мне нечего надеть. – Я не хочу, чтобы свора газетчиков бегала за моей женой по пятам и кропала статейки о том, сколько она тратит на платья. А ты этого хочешь? Хочешь быть всеобщим посмешищем? – Не-е-ет, – всхлипнула я, не желая заводить разговор о том, что я уже почти стала посмешищем. Сидя на кровати, я раскачивалась взад и вперед и плакала так, словно сердце мое разрывалось (как оно тогда и было), и думала: «Ну что мне теперь делать? Что же мне теперь делать?» И вот теперь – ха-ха! – я сижу здесь, а вокруг горы незнакомой и совершенно новой одежды. Иными словами, все, за что я сражалась в прошлом году, в конце концов обернулось по-моему. Я снова и снова надевала черно-белое, как и до замужества, пока какой-то обозреватель моды не написал: «Ну кто же подарит этой принцессе новое платьице?» И мне даже не пришлось показывать заметку Хьюберту, поскольку она появилась в разделе моды «Нью-Йорк таймс», а именно эту страницу по воскресеньям он прочитывает прежде всего. Хотите – верьте, хотите – нет. (Я сама не верила, когда познакомилась с ним, – и этому, и тому, что он тайком просматривает колонки сплетен, выискивая упоминания о себе. Не важно, что написано, он это никогда не обсуждает; его лицо всегда остается бесстрастным, словно он читает о ком-то другом, кого не знает.) И потом, было во всем этом что-то оскорбительное. Как будто Хьюберт не хотел тратить на меня деньги в первый год нашей совместной жизни, не будучи уверен, что продолжит вкладывать их в меня. (Мне бы так хотелось поговорить об этом. Я и правда верила после свадьбы, что мы будем обо всем говорить честно, но все вышло иначе: мы напоминали дикарей с разных островов, и для общения у нас только обрывки бечевки и консервные банки.) И теперь я должна изображать, что все это мне лишь слегка неприятно, раз уж в это дело ввязался Д.У. Все, в том числе и короткая стрижка. У меня короткие белокурые волосы, и, когда смотрюсь в зеркало, я не узнаю себя. Это часть их плана, как уничтожить меня прежнюю и воссоздать заново. Мой муж целиком и полностью «за». – Я – «за», – так он и сказал. (Тьфу! Ненавижу это выражение. Оно отдает деловой Америкой, к которой Хьюберт не имеет никакого отношения, хотя и притворяется, будто это не так.) – Я – «за». Тебе это пойдет на пользу. – Ты, пожалуй, еще захочешь, чтобы я делала физические упражнения. – Физические упражнения тебе полезны, – ответил он, и я объяснила ему, как трудно делать упражнения, когда ты так накачана транквилизаторами, что едва можешь поднести руку к губам. Когда я это произнесла, он ответил (вроде бы с подозрением): – Тебе вовсе не нужно подносить руку к губам, если в ней нет еды. На что я резко сказала: – Ну конечно, ты-то у нас подносишь руку к губам, чтобы нанести губную помаду! И он на минуту заткнулся. Этот разговор у нас был вчера утром, пока я еще лежала в постели, и тут настойчиво зазвенел звонок входной двери. Я спрятала голову в подушки, но все оказалось бесполезно. Хьюберт спускается, потом возвращается и заявляет: – Ну-ка поднимайся. Д.У. здесь. Потом, вместо того чтобы остаться и подбодрить меня, он опять спускается и варит еще кофе, ведь он из тех прямодушных личностей (он этим и в самом деле гордится), которые – я никак не могу отделаться от этой мысли – всегда играют. Я слышу какую-то возню на лестнице и голоса. Хьюберт зовет меня: – Ну же, соня, спускайся! А потом голос Д.У.: – Вставай! Вставай, лентяйка! Что ж, мне ничего иного не остается, только вырвать мою изможденную, усталую плоть из уюта постели. Я сразу же (не заходя в ванную комнату) спускаюсь вниз – растрепанная, в шелковой пижамке на бретельках; она вся смялась и в крохотных пятнышках, потому что я только ее и носила последние четыре дня. Заходя в кухню, слышу, как Д.У. говорит: – Ей-богу, Хьюберт, как я вижу, ты все хорошеешь. Я едва не выпадаю в осадок – Д.У., похоже, вообразил себя Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром». На Хьюберте серый костюм, белая оксфордская рубашка и желтый галстук, и – раз уж вы не замужем за ним – на мой взгляд, он выглядит презабавно, когда разливает кофе по кружкам, смеется и болтает о фильме «Седьмое чувство», который видел недавно. – Почему же я не смотрела этот фильм? – спрашиваю его. Он притягивает меня к себе, обнимает: – Потому что тебе нездоровилось, помнишь? – Ничего подобного, – возражаю я, – я только прикинулась больной, поскольку ненавижу кинотеатры. – Это точно, – говорит он мне, а не Д.У., и от этого мне становится немножечко полегче, – тебе ведь кажется, что в кинотеатрах полно микробов. – Микробов и психопатов, – добавляю я. – Она принцесса до мозга костей, – констатирует Д.У., – я всегда твердил ей, что если бы она не вышла замуж за тебя, ей оставалось бы выйти только за принца Чарлза. – Я бы тогда сдохла, – отвечаю я. – Это было бы ужасной трагедией. Не только для Хьюберта, но и для всего человечества, – говорит он елейным тоном. – Я бы хотела сдохнуть. И я совсем не думаю, что это было бы плохо, – настаиваю я и вижу, как Хьюберт и Д.У. переглядываются. – К тому же, – добавляю я, наливая себе кофе, хотя кофе входит в те СОРОК МИЛЛИОНОВ вещей на свете, от которых меня РВЕТ, – если бы я не вышла за Хьюберта, я бы вышла за кинозвезду. |