Книга Все девочки взрослеют, страница 53 – Дженнифер Уайнер

— Привет, Тайлер.

Он неуверенно посмотрел на меня. В синагоге, когда он произнес: «Сегодня я стал мужчиной», Джессика закинула одну тощую ногу на другую и прокомментировала: «Сомневаюсь». Глядя на Тайлера в темно-синем костюме, я гадала, так ли это, повзрослел ли он на самом деле.

— Джой, — напомнила я.

— Да, точно. Прости. Ты очень изменилась.

Я разгладила платье.

— Ты прекрасно справился.

Тайлер порозовел.

— В отрывке из гафтары я здорово напутал.

— Не заметила, — соврала я.

Тайлер уже смотрел мне через плечо на других гостей.

— Вечеринка будет шикарная, — сообщил он.

Вернувшись в свой угол, я наблюдала, как кузен стоит вместе со своими родителями. Мать постоянно обнимала его, прижимая лицом к груди. Отец держал за плечи. Наконец замигали огни и в комнате появились официанты. Звон колокольчиков возвестил, что пора обедать.

Я не сразу привыкла к темноте бального зала, в котором стояло тридцать столов, задрапированных серебряным и синим. На каждом возвышалось украшение из спортивного инвентаря. Ну и глупо. Насколько мне известно, Тайлер терпеть не может спорт, не считая профессионального реслинга. Я взглянула на детский стол: дюжина мячей и футболка с именем Тайлера, висящая в воздухе. Интересно, в чем секрет? Футболка держится на невидимой нити? Ее набили воздушными шарами?

Я опустилась на свое место между Джессикой и еще одной девочкой.

— Развлекаешься? — спросила Джессика.

Улыбаясь, она протянула мне дайкири — на этот раз клубничный. Я сделала глоток. Ледяная сладость растаяла на языке. Официант поставил передо мной тарелку: суши, салат, украшенный засахаренными орехами, и что-то в слоеном тесте.

Джессика недовольно смотрела на еду.

— Надо было взять хот-дог, — сказала она. — Почему закуски всегда вкуснее, чем основные блюда?

Она поковыряла слоеное тесто.

— Что это?

— Гм… — Я отщипнула кусочек. — Может, киш? [77]

— Это пикантный пирог с козьим сыром, чесночным пюре и кудрявой петрушкой, — пояснила моя вторая соседка с копной вьющихся волос.

— Кудрявая петрушка, — повторила Джессика, поморщившись от отвращения.

Она еще поковырялась в тарелке. Вторая девочка откусила кусочек пирога. На ней было платье с рукавами-фонариками и голубым атласным поясом.

— Она сама похожа на кудрявую петрушку, — шепнула я Джессике.

Я хотела сделать это тихо, но увидела, что девочка с вьющимися волосами отвернулась.

Джессика засмеялась.

— Кудрявая петрушка! — воскликнула она.

Я наклонилась над тарелкой. Обед расплылся у меня перед глазами, на мгновение пирогов с козьим сыром стало два. Я поступила дурно. Хорошо хоть не сравнила соседку с чесночным пюре.

Я отпила воды. Официанты забрали тарелки. Джессика взяла мой бокал с дайкири, спрятала под стол и вынула уже наполненным.

— Пей, — велела она и тоже поднесла соломинку к губам.

Огни погасли. Через мгновение грянула музыка из фильма «Рокки», так громко, что зазвенело столовое серебро и задрожал пол. В круге слепящего голубого света появился Тайлер на плечах… Я моргнула. Не может быть! Кузен явился на свою бар-мицву на плечах самых что ни на есть настоящих болельщиц «Джетс». Четыре девушки несли Тайлера, остальные восемь махали серебристыми помпонами и сверкали белозубыми улыбками.

— Пойдем! — заорала Джессика мне в ухо, схватила за руку и потащила на танцпол.

Вечеринка, начавшись днем, продолжалась несколько часов. Мы танцевали линейные танцы и лимбо. На викторине о Тайлере были разыграны свитера, компакт-диски и подарочные сертификаты. Помню малиново-персиковый дайкири, который я проглотила во время бесконечной церемонии зажигания свечей. («Спасибо им за то, что все мне по плечу! За дедушку Хаима и бабушку Марсию я зажигаю первую свечу».) Бананово-ананасный дайкири я выпила, когда Тайлер танцевал с матерью. Сама я кружила с двумя Джеками, тремя Ноями и даже неуловимым Заком. Когда голова потяжелела, а руки стали казаться чужими, я сообщила Джессике, что хочу в туалет. Мы вышли из залитого стробоскопическим светом грохочущего зала в прохладный слабо освещенный вестибюль. Я быстро протащила Джессику мимо своей бабушки. («Джой! Детка!» — крикнула бабушка и помахала рукой. Но я знала, что лучше с ней не разговаривать, пока не съем жестянку-другую мятных леденцов.) Наконец мы нырнули в восхитительную прохладу бледно-розовой дамской комнаты.

— Лучшая… вечеринка… на свете! — икая, произнесла Джессика. Она хлопнула дверью кабинки, и та немедленно распахнулась. Джессика засмеялась. Вдвоем мы закрыли дверь только с третьей попытки.

Я сбросила туфли и прислонилась щекой к холодному железу кабинки. Мое лицо горело, в голове стучало, а во рту было сухо, как в пустыне, хотя я столько всего выпила.

— Видела бабулек в раздевалке? — спросила Джессика. — Знаешь, почему они там сидят? — Она снова икнула. — Потому что на бат-мицве Эйнсли Кирнана одна девчонка отсосала у парня в кабинете равви. Ее родители узнали, и теперь все должны приходить с сопровождающими.

— Фу, — откликнулась я.

Похоже на сцену из «Больших девочек». Я спустила воду, подошла к раковине, побрызгала разгоряченное лицо, намазала губы блеском и вышла в коридор. Тут я увидела, как Эмили тащит Брюса по вестибюлю к двери, повторяя мое имя.

— Вечеринка! — воскликнула Джессика, выскочив за мной.

— Сейчас приду, — пообещала я.

Как только Джессика ушла, я прокралась через опустевший зал и присела за наполовину растаявшим суши-баром, собираясь подслушать разговор Эмили и Брюса.

— …даже не знала, что она придет.

Я затаила дыхание и спряталась под заляпанной соевым соусом скатертью. Глядя в щель между столами, я видела Эмили и Брюса у стены. Эмили стояла, уперев кулачки в бока. Брюс ходил туда-сюда и смотрел в пол, словно мальчик, разбивший мячом окно.

— Может, она просто забыла меня предупредить?

— Может, ее мать забыла тебя предупредить? — возразила Эмили.

— Какая разница? — Высокий голос Брюса звучал еще выше, чем всегда, и моргал он чаще, чем обычно. — Она здесь, место за столом для нее нашлось. В чем проблема?

— Проблема в том, — завизжала Эмили, повернувшись на каблуках, — что это оскорбительно для меня. По-твоему, я в восторге? Твоя семья пялится на нее, пялится на меня. Тетя Лилиана всем рассказывает: «А это старшая дочка Брюса».

Эмили задребезжала старушечьим голоском: