Книга Настоящая леди, страница 10 – Кристина Додд

Не успев еще отломить кусок хлеба, он остановился и кинул на нее предостерегающий взгляд.

– Удалось тебе разговорить их? – спросила она.

Какое-то время он молча смотрел на кусок хлеба у себя в руках.

– Разумеется. Они любят говорить со мной.

– Ну еще бы. Кто же еще станет слушать их россказни о старине?

Он взял кусок сыра, положил его на хлеб и откусил.

Ей бы следовало замолчать. В этом главном их споре он всегда проявлял сдержанность, но она все-таки продолжала приставать к нему. Вот и сейчас она не смогла остановиться.

– Уж если тебе так необходимо слушать их никому не нужные истории, ты мог бы делать это и днем. Это ведь гораздо безопаснее.

Он с нарочитой медлительностью прожевал хлеб с сыром прежде чем ответить.

– Днем бедняки в Шотландии зарабатывают себе на жизнь. Единственно, когда они могут говорить со мной, так это по ночам.

И тут он взорвался. Ударив ладонью по столу, он сказал:

– После битвы при Келладене старые обычаи умирают. Половина всего населения Северной Шотландии эмигрировала, а тысячелетние национальные традиции сметены англичанами и их подлой системой. Не знаю, почему ты этого не понимаешь. С этим невозможно смириться! Мы это обсуждали сотни раз… – он остановился, чтобы перевести дух. – Ну что, для этого ты меня и дожидалась? Чтобы нам опять поссориться и все по тому же поводу?

Он негодовал, и, по совести, она не могла осуждать его за это. Всю жизнь она была с ним рядом, ободряя его, помогая ему, превознося его как самого умного, самого способного. Но вот теперь они с ним разошлись во мнениях, и что она могла поделать? Он проникся болью Шотландии, которую она старалась не замечать. Она просто сменила место жительства, ничего не чувствуя к этой земле. Ему было девятнадцать. Широкоплечий, длинноногий, он был выше ее. Голос его так походил на отцовский, что стоило ей только закрыть глаза, и прошлое вставало перед ней – и в этом-то, собственно, и была вся сложность. Право, ей было не до шотландских легенд.

Мэри справилась с собой, попыталась улыбнуться и похлопала рукой по сиденью стула, стоящего рядом.

– На самом деле, сегодня я дожидалась тебя по другой причине.

– По какой же?

– Я, видишь ли, даже не знаю, с чего и начать. – Мэри сжала ладони и вдруг решилась. – Я еду в Англию.

– В Англию? – На мгновение она увидела в его блестящих глазах жажду приключений. Затем это выражение сменилось озабоченностью.

– Зачем?

Что она должна сказать ему? Как ему это сказать?

– Все это очень непросто, Хэдден. Мне трудно объяснить тебе.

Сомнение было ей обычно несвойственно. Он понял, – за этим что-то кроется, потому что глаза его сузились. Положив хлеб, он взял ее за руку и настороженно спросил.

– Что случилось?

– Этот человек, который приехал вчера… – она не договорила.

– Лорд Уитфилд? – Хэдден сжал ее руку так, что суставы у него побелели. – Он оскорбил тебя?

– Нет! – ужаснувшись его предположению, она снова воскликнула: – Нет, конечно, нет! Леди Валери никогда бы этого не допустила и… Нет! Не смей так думать!

– Тогда что же он тебе сделал?

Она высвободила свою руку и потрясла онемевшими пальцами.

– Ничего! – Ей вдруг захотелось думать, что все как-нибудь уладится само собой.

– Только не говори мне «ничего». Я слишком хорошо тебя знаю. Ты расстроена, и я хочу знать, почему.

Мэри поняла, что ее братец вырос, и с этим ничего не поделаешь. Он стал взрослым, и ей придется рассказать ему всю правду.

– Ты помнишь что-нибудь о той ночи в Фэрчайлд-Мэнор?

– Той ночи? – Хэдден застыл на месте. Они никогда не говорили об этом, – слишком тяжелы были воспоминания. Мэри увидела, что глаза его потемнели от страха.

– Да, – сказал он, – я помню все.

– Значит, ты помнишь, как мы возвращались, зарыв труп? – Ее рука снова оказалась в руке Хэддена. – Во дворе у конюшни нас остановил мужчина.

Он потер ей пальцы, как будто прихваченные морозом.

– Да.

– Это был лорд Уитфилд.

– Боже!

Это была молитва. Хэдден смотрел поверх ее головы на темный прямоугольник окна, где все еще горела свеча.

– Неужели он обвинил во всем тебя? Я всегда считал, что это целиком моя вина. Я так и скажу им, когда они придут…

– Никто не придет, и это не твоя вина! – Теперь настал ее черед успокаивать его. – Как ты можешь так говорить?

– Это я…

– Замолчи! – сказала она твердо. – И никогда так не думай! Это я была так глупа, так несчастна. Я все мечтала, что явится какой-то принц и спасет меня. Господи, как будто бывают на свете принцы. Я только и жила мечтами – это все отец вечно тешил меня сказками, будь он проклят за это. – Она не плакала уже много лет, но сейчас ее словно прорвало – слезы градом лились по лицу.

Хэдден вскочил и, порывшись в карманах, достал платок. Вместе с ним он вытряхнул на стол и остальное их содержимое – какие-то странные камешки с таинственной резьбой на поверхности. Сунув ей платок, он спросил:

– А при чем тут папа?

Мэри утерла слезы. Она немного посидела молча, справляясь с подступающими рыданиями, и начала рассказывать.

– Он был такой никчемный мечтатель. Он все плел эти бесконечные истории. Он называл меня принцессой Джиневрой и говорил, что после многих испытаний явится прекрасный принц, соединившись с которым я одолею все на свете. – Ей было невыносимо вспоминать, с какой жадностью она слушала эти рассказы и как горячо верила. Ах, как молода и наивна была она в ту пору. – Отец научил меня мечтать, и это было все, чем я занималась. Даже когда он умер и дед отказался от нас, даже когда я поступила в экономки, я все еще мечтала. Я все еще не хотела видеть реальной жизни вокруг себя.

– Ты была тогда как будто другим человеком.

– А я действительно была другим человеком. – Она остро ощутила, что это чистая правда. Мэри Роттенсон уничтожила Джиневру Фэрчайлд, раз и навсегда. Джиневры не стало, но последствия ее поступков по-прежнему имеют власть над их судьбами.

Джиневра позволяла графу Бессборо посещать классную комнату. Джиневра думала, что он и есть принц. Мэри как бы очнулась от забытья. Не то она вспоминала вслух, не то мальчик уже читает ее мысли, но он вдруг произнес:

– А на самом деле граф был мерзкой старой жабой. – Лицо Хэддена исказилось от отвращения. И вдруг он внезапно положил обе руки на стол перед ней.

– Так вот почему тебе не нравится, когда я собираю старые легенды и записываю их.

– Нет… – она уже не хотела говорить об этом.