
Онлайн книга «Портрет семьи»
![]() — Нет, это вы посидите! — Подождите! — Сами подождите! Люди всегда нервничают при отправлении поезда и при высадке из него, даже если они уже зашли в вагон или прибыли на конечную станцию. «Повезло, что женщины в попутчиках, — подумала я. — Экие толстушки! Ночью определенно будут храпеть». Но до ночи еще было далеко, а дышать уже становилось нечем. Казалось, их тела вытеснили объем воздуха и его стало не хватать. Дальше — хуже. Когда они сняли верхнюю одежду, купе превратилось в газовую камеру. Резко запахло потом и духами — самое тошнотворное сочетание. Едва удержавшись, чтобы не зажать нос рукой, пробормотав: «Устраивайтесь, я выйду», протиснулась в коридор. Надеялась, что дверь останется открытой. Но ее громко захлопнули за моей спиной. Если не включат кондиционеры, я погибла. Меня-то в нормальном состоянии мутит от сильных запахов, не важно чего — бензина, парфюмерии или навоза, а уж нынче просто наизнанку выворачивает. Прошла в начало вагона, заглянула в купе проводников: — Скажите, пожалуйста, вы будете включать кондиционер? Я спросила вежливо, но проводница возмутилась тоном заправской скандалистки: — Не успели тронуться, уже претензии! Вам жарко, а кому-то, может быть, холодно! — Может и не быть. — Чего? — не поняла она. — Холода. Вы включите кондиционер? — Разбежалась! Мне еще билеты собрать и за постель. — Но ведь это просто на кнопку нажать! — Тут не детский сад, младшая группа! Не учите! Не мешайте работать, освободите проход! Она почти кричала. В ответ на невинную просьбу! Наверное, у девушки плохое настроение. Наверное, ее парень бросил. Он в постели инвалид, а по другим бабам бегать чемпион. Она переживает понятное чувство обиды и срывает злость на всех, кто попадается под руку. На самом деле ей хочется ласки и понимания, нежности и участия. Я стояла у окна, смотрела на пробегающие московские дачные платформы и придумывала оправдания хамству проводницы. Не подозревая того, проводница из моей недоброжелательницы превратилась едва ли не в оскорбленного ангела. Наконец заработала вентиляция, я вошла в купе. Втянула носом воздух — аромат не исчез, но значительно разбавился. На моем месте у окна сидела одна из толстушек. — Твои вещи, — сказала она мне, — наверх переложила. — Большим пальцем, как при жесте «здорово!», она показала на верхнюю полку. — То есть как? — поразилась я. — Ну не полезу же я со своим брюхом наверх? — Она хохотнула и обвела взглядом попутчиц. Они ответили ей понимающими улыбками. Солидарность тучниц! — Извините, но у меня билет на нижнюю полку, и уступить ее я не могу! — Во, блин! Никакого ума или там жалости! Сама подумай! Да я ни в жизнь туда не заберусь. И Клава, — она показала рукой на женщину, сидящую напротив, — тоже не залезет! — Мы уже познакомились, — сказала Клава и представила двух других женщин: — Ира (моя противница) и Галя. А вас как зовут? — Кира. И все-таки! Мне неприятно проявлять настойчивость, но… — И не проявляй! — перебила Ира. — Мне в пять утра выходить. А тебе дальше? Вот то-то же! — заключила она, как будто станция назначения имела какое-то отношение к распределению мест. — Девочки, а не покушать ли нам? — миролюбиво предложила Клава. — Простите, — каждое предложение я начинала с извинений, — давайте урегулируем конфликт! Еще раз повторяю: я не могу уступить нижнюю полку! В силу физиологических обстоятельств. — Но вы же физически худее Иры! — укоризненно сказала Галя. — Я как начала полнеть, — сообщила Ира и показала на мою округлившуюся талию, — точно такой была. А потом понесло! — И меня, — поддакнула Клава. — После родов, — продолжила тему Галя. Возраст толстушек я затрудняюсь определить. Женщины столь выдающейся комплекции могут пребывать в промежутке от тридцати пяти до пятидесяти пяти. Морщины жиром заплыли. Они определенно радовались, что судьба свела их вместе. Решила зайти с другой стороны, призвать к женскому милосердию: — Дело в том, что я в положении! Фраза, которая далась мне с большим трудом, никакого сочувствия не вызвала. — А мы тут все беременные! — засмеялась своей тупой шутке Ира. — На сносях! — веселилась и колыхала валиками тела Клава. — Перехаживаем! На двадцатом месяце! — подхватила Галя и булькающе захихикала. — Самоирония — прекрасное качество, — отозвалась я. Они мгновенно перестали смеяться и осуждающе уставились на меня. — Ты вроде не молоденькая, почти под сорок? — спросила Галя. — Раньше не получалось залететь? — предположила Клава. — Мы тебя на верхнюю полку подсадим, — пообещала моя противница Ира. — И не бреши про беременность! Видали мы всяких, как бы тяжелых. Ладно, как тебя? Кира? Садись, сейчас оттянемся! Я развернулась, вышла в коридор, направилась к проводнице искать законной справедливости. Мне было ужасно обидно. Конечно, я бойцовски настроена защищать свое тело и ребенка! Но любой выпад попадал прямо в сердце. Хотелось плакать. Предыдущие экзамены были интеллектуальной разминкой, проверка на биологическую совместимость с народом оказалась намного сложнее. Я сама себе напоминала плод авокадо: кожура на вид прочная, а по сути тонкая, зеленая мякоть окружает твердую большую косточку внутри. Косточка — это ребенок, его травмировать трудно, да и не позволю, а мякоть все, кто горазд, могут пинать. Проводница не знала, что в моем воображении она превратилась в ангела. Она, проводница, в компании еще с двумя девушками ужинала. — Простите, пожалуйста! Приятного аппетита! Извините, что отвлекаю вас! — Разговаривая с незамысловатыми людьми, я почему-то начинаю выражаться как на дипломатическом приеме. — К сожалению, вынуждена вас побеспокоить. У меня билет на нижнее место, но его заняла другая женщина и не хочет уступать! Последнее предложение я проговорила плачущим тоном. Правильно проводница вспоминала детский сад! — Места согласно купленным билетам! — отрезала проводница. — И я о том же! Но она не отдает мое место! — Согласно билетам! — повторила девушка. — Видела я эту тетку! Что же я с ней, драться буду? — А мне как быть? — беспомощно пробормотала я и второй раз за десять минут призналась: — Я беременная, часто в туалет хожу, и вообще мне сложно наверх забираться. А если упаду? Несколько секунд проводницы смотрели на меня, если точнее, на мой живот. Не поверили. |