Книга Встреча, страница 58 – Аманда Квик

— Но отчего вдруг, эти стихи понадобились вам сейчас, когда война давно окончена? — Она посмотрела ему прямо в глаза, пытаясь хоть что-нибудь в них прочесть.

Гарри не отвел взгляда.

— В последние три-четыре военных года мой путь не раз пересекался с таинственным мерзавцем по кличке Паук, который работал на французов не хуже, чем я во славу Британской Короны. Мы пришли к выводу, что он англичанин — как из-за безупречной точности добываемых им сведений, так и из-за его манеры действовать. Паук виновен в гибели многих достойных людей, и, если он все еще жив, я заставлю его заплатить за предательство.

— Вы хотите отомстить ему?

— Да.

— И ради мести не пожалеете даже нашего брака?

Гарри так и застыл.

— Я не вижу, почему из-за этого должен страдать наш брак? Или может быть, вы этого хотите?

— Ну разумеется, милорд! — Она снова пришла в ярость. — Как же иначе можно трактовать мои поступки! И с вашей стороны чрезвычайно разумно обвинить меня во всех дурных чувствах, которые вы пробудили своей жестокостью!

Гарри рассердился:

— А вы разве не жестоки по отношению ко мне? Как вы думаете, мне приятно узнать, что вы предпочитаете защищать честь покойного брата, а не хранить верность живому мужу?

— Я вижу, меж нами разверзлась пропасть, милорд. — Она гордо вскинула голову. — У нас уже никогда не будет того, что было прежде!

— Но над этой пропастью пока существует мостик, мадам. И вы вольны вечно оставаться на стороне храбрых и безрассудных нортамберлендских Баллинджеров или же перейти на мою сторону, где перед вами открывается будущее. Предоставляю вам самостоятельно принять это решение. И будьте уверены, насильно стихотворение вашего брата я отнимать у вас никогда не стану.

Не дожидаясь ответа, Гарри повернулся и вышел из спальни.

В последующие два дня в доме воцарилось вежливое и поистине ледяное спокойствие. Мрачная атмосфера была для Гарри особенно заметна, потому что ничего общего не имела с радостным оживлением, наполнявшим дом прежде.

Все приуныли. Гарри только теперь понял, как сильно изменился старый дом после прибытия туда новой хозяйки.

Слуги, безусловно пунктуальные и отлично вышколенные, с появлением в доме Августы стали исполнять свои обязанности с невиданной радостью и готовностью, и Гарри невольно вспоминал слова Шелдрейка о том, как ласково Августа всегда обращается с прислугой.

Мередит, эта маленькая ученица, этот образец серьезности и послушания, вдруг начала рисовать картинки и посещать пикники. Ее простенькие муслиновые платья в последнее время точно сами собой расцвели оборками и лентами. И она с огромным воодушевлением обсуждала характеры и поступки героев тех книг, которые читала ей Августа.

Даже Кларисса, всегда такая скучная и суровая, эта безупречно воспитанная дама, посвятившая себя без остатка обязанностям гувернантки Мередит, совершенно переменилась. Гарри не слишком хорошо представлял себе, что именно могло произойти в его доме за эти несколько недель, однако сомнений не оставалось: Кларисса, безусловно, оттаяла и теперь значительно теплее относилась к Августе. Не только теплее — она страстно стремилась к беседам с ней! Это была уже чуть ли не влюбленность!

Кроме того, в последнее время Кларисса довольно часто под различными предлогами уклонялась от совместных семейных развлечений, прогулок или бесед в гостиной после обеда и спешила наверх, в свою комнату. Гарри подозревал, что она увлеченно работает над каким-то научным исследованием, но спрашивать не решался. Кларисса всегда была очень замкнутой и никого не допускала в свой внутренний мир. И он всегда уважал ее чувства. В конце концов, замкнутость — фамильная черта Флемингов.

Гарри был совершенно уверен, что ни одного объекта, достойного нежных чувств, в окружении Клариссы и уж тем более в тесном мирке классной комнаты нет, однако ее непривычно блестящие глаза заставляли задуматься. И он решил, что эта перемена, как и все прочие, тоже связана с появлением Августы.

И вот через какие-то два дня после их ссоры и взаимных обвинений в доме снова воцарились холод и благонравие. Все были исключительно вежливы. Но Гарри было совершенно ясно: обитатели Грейстоуна дружно винят за эту леденящую атмосферу именно его.

Осуждение домочадцев безумно раздражало его. Он как раз размышлял над этим, поднимаясь по лестнице в классную комнату. Со времени их ссоры пошел уже третий день. Он чувствовал, что в их молчаливой битве с Августой обитатели дома стоят на ее стороне, хотя им следовало бы принять сторону своего хозяина.

Да, хозяином здесь, в Грейстоуне, является он! И благополучие всех, кто проживает в его владениях, зависит именно от него! И есть надежда, что, по крайней мере, слуги и Кларисса не могут не понимать этого.

Возможно, это понимает и Августа.

Однако он не заблуждался на тот счет, что Августа способна отдать свою верность только тому, кому отдала любовь. И сердце ее верно памяти о прошлом.

Гарри провел две последние ночи в одиночестве, мрачно созерцая закрытую дверь спальни Августы. Он считал, что жена первой должна открыть эту дверь, и был убежден, что рано или поздно она войдет к нему сама. Но теперь, предчувствуя третью одинокую ночь, он начал сомневаться в собственной правоте.

Гарри не заметил, как поднялся на самый верхний этаж дома. Пришлось вернуться. Он подошел к двери классной комнаты и осторожно отворил ее. Кларисса, увидев его, напряженно выпрямилась:

— Добрый день, милорд. Я не думала, что вы сегодня зайдете к нам.

Гарри, услышав в ее голосе явную неприязнь, решил не обращать на это внимания. Он уже понял, что в последнее время никто в доме не проявляет особой радости при его появлении.

— У меня выдалась свободная минута, и мне захотелось посмотреть, каковы успехи Мередит в рисовании.

— Ах вот как! Мередит сегодня рисует с самого утра. Ее сиятельство вскоре должны, как обычно, зайти и проверить, что у нее получилось.

Мередит подняла голову, оторвавшись от своей акварели. Глаза ее на мгновение радостно вспыхнули, и она снова принялась за дело.

— Здравствуй, папа.

— Продолжай, Мередит. Я хотел только немножко посмотреть.

— Хорошо, папа.

Гарри смотрел, как она выбирает новую краску. Тщательно промыв кисточку, Мередит провела по чистому белому листу жирную черную полосу.

И Гарри удивился: впервые его дочь выбрала такие мрачные тона. Ее рисунки, которые теперь постоянно вывешивались в картинной галерее, почти всегда радовали яркими красками, излучали энергию и солнечный свет.

— Это что же, Грейстоун ночью, Мередит? — Гарри наклонился, внимательно вглядываясь в рисунок.

— Да, папа.

— Понятно. Довольно темные краски, не правда ли?