Книга Любовница, страница 52 – Аманда Квик

— Отлично. — Он стиснул зубы, придал своему лицу самое бесстрастное выражение и расправил перепачканный чаем платок. Кажется, он тратит слишком много времени, вытирая пролитый чай в библиотеке Ифигинии! — Но я сомневаюсь, что вы должным образом обдумали мое предложение.

— Не смейте поучать меня, я не школьница, сэр! Я умная, здравомыслящая, образованная женщина, а не глупая девчонка! Безусловно, я все тщательно обдумала.

«Она решила всеми силами противиться мне», — понял Маркус. В нем вскипела ярость при мысли о том, как же тяжела будет его задача.

— Изображать из себя искушенную вдову, да еще мою любовницу в придачу, — это ты называешь поступком, достойным здравомыслящей, умной и образованной женщины?

— Ты, кажется, не так язвительно отзывался о моем маскараде, пока не узнал, что я не вдова! Если только тебе не изменяет память, ты охотно одобрил мой план. Тебе даже льстила мысль о том, насколько экстравагантна твоя новая любовница, разве я не права?

— Это было до нашей встречи в храме Весты. И до того, как я убедился, насколько близки к оригиналу эти чертовы развалины. Подумать только, там оказалась даже непорочная весталка!

Ифигиния растерялась:

— Маркус, но это такой пустяк! Это не должно оказать никакого влияния на твои действия.

— Я сам разберусь, чему влиять, а чему не влиять на мои действия!

— Черт бы вас побрал, милорд, ничего не изменилось!

— Не правда. По крайней мере одна деталь этого фарса изменилась — и изменилась более чем существенно.

— Это никакой не фарс! — гневно сверкнула глазами Ифигиния. — Это была очень умная и тонкая игра, которая, несомненно, привела бы к своим результатам. Свет до сих пор верит в то, что я вдова, как и в то, что я ваша любовница, а значит, все составляющие моего плана остались на своих местах!

— Вопрос в том, надолго ли.

— Настолько, насколько потребуется, — огрызнулась она. — Никто, кроме вас, не усомнился в моей правдивости.

— Вопрос времени. Рано или поздно кто-нибудь еще надумает отправиться в Девон и выведать все о вас.

— Какие глупости! С какой стати? Милорд, давайте будем до конца откровенны. Вы так усложняете все только потому, что невольно нарушили одно из своих правил.

— Я прекрасно знаю, какого невысокого мнения вы о моих правилах, но я слишком долго жил по ним, чтобы теперь нарушить их ради собственной выгоды.

— Выслушайте меня, Маркус. Я испытываю искреннее уважение к вашим правилам и к вашему чувству чести, пронизывающему их насквозь! Но вы же ничего не нарушали!

— Неужели? А я отчетливо помню, как побывал меж ваших бедер две ночи тому назад. Или ошибаюсь?

Ифигиния в ужасе округлила глаза. Румянец на ее щеках вспыхнул еще ярче.

— Ничто не извиняет вульгарность, милорд, — очень строго сказала она.

— Говорите, как чертова училка!

— А я и есть чертова училка! Вернее, была ею какое-то время. Повторяю, милорд, не вы нарушили свое строгое правило — это сделала я, что в корне меняет дело. Неужели вы не понимаете?

— Нет, — отрезал Маркус.

— Не вы, а я отвечаю за все, что произошло.

— Не пытайтесь с помощью логики вывернуть все наизнанку. Ситуация ясна и определенна.

— Но, Маркус, ты не можешь жениться на мне, о чем прекрасно знаешь!

— И почему же, позвольте узнать?

Она раздраженно всплеснула руками:

— Да потому, что в глазах света я твоя любовница!

— Ну так что?

— Мы с вами отлично знаем: мужчина вашего круга не может жениться на собственной любовнице!

Маркус уперся руками в стол, наклонился к Ифигинии и в упор взглянул ей в глаза:

— Я создаю собственные правила. Никогда не забывай об этом.

Она заморгала, выпрямилась и поспешно отступила назад.

— Но послушайте, в таком деле, как…

— Во всем, Ифигиния.

— Я не слишком-то люблю правила, сэр.

— Я давно это заметил.

Она сделала еще один шаг назад и остановилась за спинкой своего кресла.

— Я слишком долго была вынуждена жить по чужим правилам, милорд, и пришла к выводу, что они подавляют свободную душу. Уверена, вы-то как раз должны понять мое стремление освободиться от оков.

— Вы говорите о свободе? Господи, Ифигиния, но никто из нас по-настоящему не свободен! Все мы подчиняемся правилам — своим или чужим. Если ты до сих пор не поняла этого, значит, ты наивнее, чем хочешь казаться.

Она гордо расправила плечи:

— Что ж, отлично! Если я должна жить по правилам, то лучше последую вашему примеру, милорд. Я создам собственные правила.

— Ради Бога. Меня интересует только одно: что говорят ваши правила о ситуации, в которую вы попали?

— Они говорят, что я не обязана ни за кого выходить замуж! Признаться, сэр, не вижу особого смысла в супружестве. В самом деле, чего стоят хотя бы эти «супружеские объятия»! Они далеко не так волнующи, как уверяют нас поэты, в чем я совсем недавно убедилась.

Маркус почувствовал, что получил отменный удар в солнечное сплетение. Он мучительно покраснел:

— Я уже говорил, что это моя вина. Я был с вами груб и нетерпелив.

— Ах, Маркус! — Гневный огонек борьбы вдруг погас в ее глазах. Стремительно обогнув угол стола, она бросилась к Маркусу. — Вы не должны винить себя во всем! Это и моя вина!

— Ваша? — Он непонимающе смотрел на подбегающую Ифигинию. Слишком поздно обожгла его мысль о том, что она собирается броситься в его объятия.

— Ну конечно! Именно я спровоцировала вас! Я ввела в заблуждение. Я прекрасно знала о вашем глупом правиле относительно связей с неопытными девицами, но мне так хотелось отдаться вам! Я нарочно подстрекала вас, сэр. Да-да, я практически уговорила вас…

— Ифигиния…

Шелестя юбками, она подлетела к нему. Маркус подхватил ее и крепко прижал к себе, только бы она не успела передумать.

— Я соблазнила вас, милорд, — шепнула она, спрятав лицо в складках его фрака.

— Нет. Я соблазнил вас. Я так хотел любить тебя. — Голос его звучал теперь низко. — Бог свидетель, даже если бы я знал всю правду, то уже не сумел бы остановиться. Я сожалею лишь, что вам не понравилась наша близость.

— Не правда! — приглушенно воскликнула она ему в плечо. — Мне все понравилось… до самого последнего момента. Как я уже говорила вам, я просто не рассчитала некоторые соотношения… Но это уж точно моя вина.

Маркус застонал. Невероятно: она не обвиняет его в неловкости, а берет всю вину на себя!

По-видимому, другого подобная наивность лишь позабавила бы, но Маркус был потрясен и глубоко тронут.