Книга Любовь и бесчестье, страница 74 – Карен Рэнни

Монтгомери закончил ее осматривать и только сейчас понял, что Вероника тоже оглядывает его и с той же целью.

— Ты в порядке? — спросил он.

Вероника кивнула, потрогала его щеку, нежно провела пальцем по уголку его рта.

— А ты? Твое лицо покрыто сажей.

Он пошевелил левым плечом, почувствовал боль, но тотчас же забыл о ней.

— Я жив, — сказал он. — Только это и имеет значение.

С некоторым усилием Монтгомери поднялся и потянул за собой Веронику.

Мгновение они неподвижно стояли, прижавшись друг к другу и поддерживая один другого. Потом вместе, шатаясь, добрели до моста.

— Что случилось? — спросила Вероника слабым голосом.

— Она подожгла парафиновое масло, и оно взорвалось. — Монтгомери обхватил рукой ее плечи. — Вот почему заглохла и перестала гореть форсунка, — пояснил он. — Масло оказалось загрязненным. Это могло произойти по разным причинам, но я заподозрил, что она использовала для этого глину и траву.

— Значит, она пришла сюда снова ради этого?

Он кивнул.

Внезапно перед ними возникла фигура Рэлстона. Рубашка Рэлстона почти сгорела, ее остатки сползли, и из-под лохмотьев виднелось обнаженное тело. Лицо его было в черно-красных волдырях. Седые волосы стояли дыбом и пучками поднимались над головой. Впервые на своей памяти Вероника увидела его разгневанным.

— С вами все в порядке, сэр? — спросил он прерывающимся голосом.

Монтгомери кивнул.

— А где Том?

— Он не пострадал. Я все время держал его при себе, наблюдая за происходящим.

— Нам надо найти... — Монтгомери запнулся и повернулся за помощью к Веронике: — Как ее имя?

— Миллисент, — ответила она.

— Нам надо найти Миллисент.

— Если она жива, — добавил он.

Рэлстон кивнул и исчез в толпе слуг из Донкастер-Холла.

В течение нескольких часов пожарная команда Вероники действовала наилучшим образом, мгновенно приведя себя в боевую готовность, как только прогремел взрыв. Люди выстроились цепочкой до самой реки, и через два часа пожар был потушен. Винокурня была разрушена и сгорела дотла. Не осталось ничего ни от стен, ни от кровли. Как ни странно, последний котел из-под виски пострадал очень незначительно, как упрямое свидетельство исконных целей, ради которых было построено это здание.

Место, где прежде помещался бочонок с парафиновым маслом, было засыпано землей на случай, если там сохранились остатки парафинового масла, способные стать источником беды.

Монтгомери и Вероника осматривали следы нанесенного ущерба, когда к ним приблизились Рэлстон и Том. Каждый из них держал с двух сторон за руки женщину.

— Мы ее нашли, сэр, — сказал Рэлстон.

Миллисент сопротивлялась, но двое мужчин удерживали ее крепко. Внезапно она упала на колени перед Монтгомери.

— О, сэр, — сказала она, поднимая к нему залитое слезами обожженное лицо. — Не вы были моей целью, ваша милость.

Рэлстон нахмурился.

— От добрых слов вода не закипит в горшке, девушка, — сказал он.

Голос Миллисент изменился, стал грубее, когда она бросила взгляд, полный презрения, на Веронику.

— Это все из-за нее, сэр.

— Объяснись, — обратился к ней Монтгомери.

Прежде чем преступница успела ответить, Вероника шагнула к ней, схватила ее за руку и крепко встряхнула. Она не смотрела на мужчин. Все ее внимание было обращено на девушку.

— Моя кузина подучила тебя сделать это? Это была Аманда? — спросила Вероника невыразительным тоном. — Она обещала тебе за это место в Лондоне?

Монтгомери сжал руку жены в безмолвной поддержке, но она не отводила взгляда от Миллисент.

— Я не знаю вашей кузины, — ответила Миллисент.

— Тогда почему?

— Я работала ради этого места, — сказала она. — Я его заслужила. Пять лет я здесь работаю и выполняю свою работу лучше других.

Вероника не находила слов, чтобы ответить на это потрясающее признание. Миллисент и Аманду отличали страна, положение, внешность. И все же они походили друг на друга образом мыслей, целеустремленностью и чувствами, если считали себя несправедливо обделенными.

— Что нам с ней делать, сэр?

— Отправьте ее домой, — сказал Монтгомери. — Куда угодно. Только чтобы она не оставалась здесь.

Взяв Веронику за руку, Монтгомери повернулся и направился к мосту.

В верхней части моста Вероника повернула голову и посмотрела издали на нанесенный взрывом ущерб.

— Ты построишь винокурню заново?

— Вместо нее мы построим специальный ангар для воздухоплавательных аппаратов.

Вероника подалась к краю моста и посмотрела вниз на воду. Рассвет окрасил реку в оранжевый и розовый цвета, и эти оттенки странным образом соответствовали цветам огня, заполнившего собой ночь.

— Откуда ей было знать, как и чем загрязнить парафиновое масло, чтобы вывести из строя горелку?

— А кто заправляет лампы? — спросил Монтгомери. — Кто фильтрует масло?

— Миллисент, — ответила Вероника. — Конечно!

Мгновением позже она задала новый вопрос:

— Она ведь сделала это, потому что подумала, что я полечу с тобой?

— Ты была со мной в первый раз. И все в Донкастер-Холле видели нас, и, вероятно, это и подало ей такую мысль.

— Но во время второго полета меня не было, — сказала она. — И она не знала, кто полетит. Ты ведь никому не сообщал заранее о своих планах. Она могла убить тебя, Монтгомери.

Они молча спустились по мосту на другую сторону реки и направились к Донкастер-Холлу, но каждый раз им приходилось останавливаться, когда кто-нибудь выражал желание поговорить с ними.

Вероника радовалась, что никто ее не осуждает за несчастье, произошедшее с Монтгомери. Известие о признании Миллисент, должно быть, распространилось среди слуг. И то, что Монтгомери держал жену за руку и, сколько бы раз они ни останавливались, не отпускал ее, говорило само за себя.

— Почему ты не выбрала ее? — спросил Монтгомери, когда наконец они остались одни.

— Миллисент? У меня возникло неприязненное чувство к ней, — ответила Вероника.

— Твой «дар»?

Она посмотрела на мужа, но Монтгомери только улыбнулся.

— Я начинаю думать, что ты умеешь читать в сердцах, — сказал он. — Господь — свидетель, что ты можешь читать в моем сердце.

Улыбка Вероники была прекрасна: пленительная и искушающая. И у него не оставалось иного выбора, кроме как поцеловать ее на виду у всех.

Кто-то из зрителей зааплодировал, а Вероника рассмеялась, продела руку под локоть Монтгомери, и вместе они продолжили путь к дому.