Книга У дьявола в плену, страница 43 – Карен Рэнни

— Вы говорите, что не хотите причинять мне боль, Маршалл, но за последнюю неделю вы доставили мне больше страданий, чем кто-либо за всю мою жизнь. — Ей было неприятно, что ее голос дрожит, но она смотрела на него не отрываясь.

Он был явно поражен ее горячностью.

— Вы поэтому меня искали? Для того, чтобы сказать, какую я вам причинил боль?

— Нет. Я наконец вам поверила. Вы действительно не хотите быть мужем. Вам не нужна дружба, и вы, без сомнения, не нуждаетесь в моем обществе. Однако для того, чтобы обеспечить вас наследником, необходим акт совокупления. И я здесь именно по этой причине.

— Для обозначения этого действия есть хорошее старинное англосаксонское слово — fuck. Поэтому так это и называйте.

Повернувшись, она пошла в сторону Египетского дома, расстегивая на ходу пуговицы на платье.

— Тогда, может быть, начнем? — бросила она через плечо. — Уже почти полдень. А после этого действия, которое называется хорошим старинным англосаксонским словом fuck, я наконец по-настоящему проголодаюсь. У меня не было аппетита всю неделю.

Маршалл смотрел ей вслед, понимая, что еще ни один человек не лишал его дара речи. Он бросал вызов императору Китая, встречался с ее величеством королевой Викторией и был атташе в Париже, Лиссабоне и Штутгарте. Он был в штате у Гладстона. Но никогда раньше он не был так обескуражен, как при общении с этой женщиной — своей женой.

Она исчезла на целую неделю, заперлась в своих апартаментах, будто желая избежать встречи с ним. Он вряд ли мог винить ее за это. Всю эту неделю он пребывал в уверенности, что она сожалеет об их браке. А когда выйдет из своего добровольного заточения, потребует возвращения в Эдинбург.

За это он тоже не мог ее винить. Но вместо всего этого она превратилась в фурию с горящими глазами.

Он последовал за ней в Египетский дом.

— Будем делать это здесь? — спросила она, поискав глазами свободное место на полу. — Или в вашем кабинете?

Маршалл схватил ее за руку и потащил наверх в свой кабинет. Там он постучал в некоторых местах по двери, так искусно встроенной в стену, что она была почти незаметна. За дверью оказалась небольшая спальня, освещенная слабым светом из одного-единственного узкого окна. Дверь закрывалась медленно, будто давая ей возможность сбежать.

— Что это за место? — спросила она, оглядываясь. Обстановка была спартанская — кровать и стул с кожаной спинкой.

— Тайное убежище, — улыбнулся он. — Здесь скрывался мой отец, когда не хотел обнаруживать свое пребывание в Эмброузе.

— Как мудро. И как удобно. Мы можем общаться здесь днем, а вечером вы можете возвращаться в свою комнату.

Она улыбалась, но ей не удалось его одурачить. Она была в ярости.

— Почему вы неделю оставались в своей комнате?

— Я просто делала то, о чем вы просили. Я избегала сумасшедшего, за которого вышла замуж.

— А сейчас?

— Нам предстоит произвести наследника, — терпеливо объяснила она, словно он был слабоумным. — Я не могу заниматься этим одна.

Он прислонился спиной к двери и сложил руки на груди.

— Нам следует заняться этим до наступления сумерек, — деловито сказала она. — Поскольку вам необходимо исчезать до того, как наступит ночь, я начинаю думать, что на вас каким-то странным образом действует луна.

— Я уже говорил вам, почему я от вас ухожу.

— Потому, что вы сумасшедший?

— Да, черт побери!

— Тогда почему вы не бываете безумным со мной?

Он пожал плечами и нахмурился.

— Если вы и вправду сумасшедший, почему вы безумны не все время? Например, за завтраком? Почему не сейчас? Это происходит только в полночь? Или на рассвете?

У него не было на это ответа. К тому же ему было неприятно признаваться, что до этого момента такое ему никогда не приходило в голову.

— Вижу, вы думали о моем условии.

— На это у меня была целая неделя. Вы уверены, что не принимаете ничего возбуждающего?

Слабая улыбка появилась на его губах.

— Вы хотите спросить, не принимаю ли я что-то такое, что делает меня другим?

— Во всяком случае, вы могли бы об этом задуматься.

— Единственный возбуждающий напиток, который я пью, — это вино.

— Значит, вам нельзя этого делать, — твердо заявила она.

Он молчал, и она вздохнула.

— Все в порядке, Маршалл. Я уже поняла, что вполне могу обходиться без вас. У меня появилась привычка спать в любое время дня. А когда спать не хочется, я читаю. Я прочитала много книг за эту неделю, Маршалл. Мне придется побеспокоить вас и попросить послать за новой парой очков для меня. Я полагаю, что наступит время, когда они мне понадобятся.

— Хотите, я честно признаюсь, Давина? Я скучал по вас. Даже мой камердинер обратил внимание на то, что вас нет, и несколько раз упомянул о возможном вашем недомогании.

Она опустила глаза и уставилась на пуговицы его рубашки.

— Я не должен поддаваться вашим чарам, Давина.

Она кивнула.

— Другими словами, мне следовало бы быть более опытной, чтобы завоевать ваше внимание, — сказала она. — Возможно, быть светской женщиной, а не серой мышкой из Эдинбурга. Может быть, блондинкой?

— Мышкой? Вы что, с ума сошли? Я точно знаю, что зеркала встречаются в Эмброузе на каждом шагу. — Он оглядел спальню. — Вон там как раз висит одно. Посмотритесь в него, и вы увидите то, что вижу я. Вы красивая женщина, Давина. Но я никак не думал, что вам надо все время об этом напоминать.

Она посмотрела на него хмуро.

— И вы считаете себя дипломатом? Каждой женщине надо об этом напоминать, Маршалл.

Он отступил на шаг, потому что в грудь ему полетели шпильки и пуговицы. Она тряхнула головой, потом слишком энергично расстегнула последнюю пуговицу и швырнула платье в него.

— Я ошибалась, — сказала она, с невероятной скоростью освобождаясь от сорочки. — Я более голодна, чем думала. Я сегодня не завтракала. Так что, если не возражаете, я была бы вам очень обязана, если бы мы сделали все по-быстрому.

Она уперлась руками в обнажившиеся бедра и посмотрела на него с явным раздражением.

— Мне надо что-то делать? Хотя, я полагаю, лицезреть голую женщину — вполне достаточно. Если нет, подскажите. В конце концов, я не светская дама. Но я очень быстро все схватываю. Я могу быстро научиться тому, чего не знаю. Совершив ошибку однажды, я стараюсь ее не повторять. Мы подойдем друг другу, если вы просто скажете, в какой момент нашего акта вы считаете меня неполноценной.

Наклонившись, она стянула с себя чулки. Куда подевались туфли? Ее волосы рассыпались по плечам, и он подумал, что еще никогда не видел ничего более прекрасного, чем Давина. Она сидела на краю кровати, подняв одну ногу и совершенно не стесняясь.