Книга Сладкий грех, страница 63 – Дебра Маллинз

— Ситуация стала сложной.

— Неправда. — Расстроенная тем, что он так просто с этим смирился, она уперла руки в бока. — У тебя есть выбор. Если не придешь на дуэль, то рискуешь только честью. Если же примешь вызов, то либо умрешь, либо, если фортуна тебе улыбнется, будешь вынужден бежать из страны.

— Так и есть. — Вайльд кивнул слуге, принесшему поднос с чаем и бисквитами. — Пусть нас не беспокоят, — велел он ему.

— Да, ваша милость.

С любопытством поглядев на Миранду, парень поклонился и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой двери.

— Закрытые двери? Что вы, ваша милость! Что подумают слуги?

— Пусть идут к черту. — Он привлек ее к себе. — Я мечтал об этом с того самого момента, как открыл сегодня глаза и не обнаружил тебя рядом.

Он наклонил голову и припал к ее губам. Этот головокружительный поцелуй разом воскресил в памяти все события прошлой ночи.

Когда он ее отпустил, ей пришлось на него опереться, чтобы сохранить равновесие.

— Святые угодники…

Он прижался лбом к ее лбу.

— Я проснулся, а тебя не оказалось рядом. Очень неприятное ощущение.

— Мы это уже обсуждали. — Она провела ладонью по его щеке. — Так будет лучше, Вайльд. Я не смогу здесь жить в качестве твоей любовницы.

— А если бы я предложил тебе стать моей женой? Тогда бы ты осталась?

У нее перехватило дыхание.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего. Просто пытаюсь понять твою логику. — Он испустил глубокий вздох. — Я хочу, чтобы ты была рядом, только и всего.

— Понятно. Значит, ты сказал это, только чтобы посмотреть на мою реакцию. — Стараясь скрыть разочарование, она попыталась ему объяснить. — Дело не в том, что я не хочу быть с тобой. Я очень этого хочу. Но я не могу спать с тобой в обмен на еду и крышу над головой. Независимо от того, насколько красиво это будет обставлено, суть от этого не изменится — я буду шлюхой.

— А брачные узы все меняют?

Задетая сухостью тона, она отстранилась от него.

— Да, потому что тогда это будет означать, что я для тебя не просто женщина, которая согревает твою пустую холодную постель. Это будет означать, что ты хочешь, чтобы я носила твое имя и рожала тебе детей, чтобы я была с тобой в горе и в радости.

— Но я действительно этого хочу.

Нежность, с которой это было сказано, почти ее убедила. Почти.

— Видимо, не так уж сильно. — Она огорченно вздохнула. — Это ни к чему нас не приведет, Вайльд. Что ты решил по поводу дуэли?

Он спокойно отнесся к перемене темы.

— Мне ничего не остается, кроме как встретиться на рассвете с Ротгардом.

— Не смей даже думать о подобном безумии! Тебя же вчера там не было. Ты был со мной!

— Я помню.

Огонь, вспыхнувший в недрах его темных глаз, и хриплость в голосе служили ярким тому доказательством.

— Тогда скажи об этом Ротгарду. Или давай я скажу. Я единственная, кто может доказать, что ты действительно не присутствовал на той игре.

— Нет. — Он отрицательно покачал головой. — Я не стану жертвовать твоей репутацией, чтобы спасти свою честь.

— Моя репутация не стоит твоей жизни.

— Твоя репутация стоит многого, и я сделаю все, что угодно, лишь бы ее защитить. Этот самозванец — моя забота, а дуэль — следствие того, что я позволил всей этой канители затянуться слишком надолго. Если единственным выходом будет сразиться с Ротгардом на дуэли, значит, так тому и быть.

Она подошла вплотную к нему и отчетливо произнесла каждое слово, чтобы наконец до него достучаться:

— Послушай, Торнтон. Ты не должен позволить самозванцу снова выиграть, впутав себя в эту дуэль. Если ты погибнешь, он останется победителем.

— Если я не явлюсь, он все равно выиграет. Тогда мое доброе имя и гроша ломаного стоить не будет.

— Но если ты просто объяснишь…

— Я уже пытался. Ротгард рассмеялся мне в лицо. — На лице Вайльда заиграли желваки. — Никто не смеет так обращаться с Вайльдхевеном.

— А теперь ты ведешь себя как глупый упрямый мальчишка.

— Не более, чем ты. — Он приподнял брови. — Ты не хочешь становиться чьей-либо любовницей из-за того, что случилось с твоей матерью. А я, в свою очередь, не могу позволить надругаться над моей честью. Того позора, что принес нашей семье отец в свое время, хватит на многие поколения Матертонов.

— Я не хочу быть ничьей любовницей лишь потому, что хочу добиться в жизни большего, чем моя мать. Я хочу, чтобы мной дорожили.

— А я хочу, чтобы обо мне сложилось лучшее мнение, чем об отце, чтобы меня никто не сравнивал с ним. А этот самозванец как раз это и делает — заставляет людей думать, что я ничем не лучше отца. Что я не человек чести.

— Но если я останусь здесь с тобой, — мягко произнесла она, — то буду в точности как моя мать — любовницей. Собственностью. Наемным работником, которого в любой момент могут уволить.

— Если ты так считаешь, то зачем осталась со мной этой ночью?

Она долго смотрела на него, не желая верить своим ушам. В груди, там, где раньше было сердце, постепенно образовывалась пустота.

— А ты не знаешь?

— Нет, не знаю.

— Наверное, это было минутное помрачение. Или банальное любопытство. — Она часто заморгала, прогоняя наворачивающиеся слезы. — Пожалуйста, не дай этой дуэли состояться.

— Если Ротгард не примет мои извинения, то у меня не будет другого выхода.

Она шмыгнула носом, пряча глаза от его пытливого взгляда.

— То есть все, что от тебя требуется, — это просто извиниться?

— Если бы он согласился принять мои извинения, то да, но он этого не сделал. Поэтому мне ничего не остается, кроме как принять вызов.

— Но ты же можешь просто туда не явиться.

— Чтобы на мне поставили клеймо бесчестного подонка? Лучше умереть.

— У тебя есть все шансы.

— Я меткий стрелок.

— То есть ты скорее убьешь человека, нежели стерпишь позор? Боже, почему мужчины настолько тщеславны? — Она достала из сумочки платок и промокнула глаза. — Ты здесь ни при чем, — сообщила она самым надменным тоном, на который только была способна. — Просто что- то попало в глаз.

— Конечно-конечно. — Он снова привлек ее к себе, нежно прижимая к груди. У нее даже не было сил сопротивляться. — Дорогая моя девочка! Ах, если бы только все сложилось иначе!

— Тогда сделай так, чтобы было иначе. — Она скомкала платок в руке и ударила его маленьким кулачком в грудь. — Ты же герцог, в конце концов! Неужели ты не можешь положить конец этому безумию?