Онлайн книга «Гиви и Шендерович»
— Что делать будем, Миша? — спросил он. — А что делать… — задумался Шендерович, сморщив высокий лоб, — в полицию обращаться, друг Гиви, все же не будем. Без толку это. Что полиция? Кто им в лапу сунет больше, тот и прав. И эти шакалы наверняка им регулярно отстегивают. А мы что? Можем мы их порадовать хоть каким-то подобием материальных благ? Не можем! Ну, придем, скажем, так мол и так. Они нам — а чем докажете? А где свидетели? — Я свидетель, — Гиви стукнул себя кулаком в грудь. — А ты — кто? — мрачно спросил Шендерович. Гиви поник. — Алка свидетель, — наконец робко предположил он. — Ну… — Шендерович задумался, — может и так. Как мы договаривались, как задаток давали, она точно видела. А как побили — соврет. Да она лучше любого свидетеля, она такое расскажет… а все-таки интересно, кого ж она встретила такого, что бросила нас на произвол судьбы бездушного рока? — Где эта мерзкая, — подхватил Гиви, — эта скверная? Где эта похитительница сердец, госпожа грез, о, где она, эмир подстрекательства, о, луноликая, с тяжелыми бедрами и стройным станом, втянутым животом, о, сребротелая, о, каменосердная… — Стоп, — велел Шендерович, — хорошо излагаешь, круто, эротично, но стоп. Если ее не будет на теплоходе… — То — чего? — насторожился Гиви. — То я ей не знаю, что сделаю! * * * На теплоходе Алки не было. Каюта была пуста. Вообще, если честно, никого не было — ни Варвары Тимофеевны, дай ей бог здоровья, ни самого даже капитана. Никто, никто не остался на теплоходе, пуст был теплоход как «Мария Целеста». Наверное, праздно размышлял Гиви, с «Марии Целесты» тоже все в Стамбул сбежали. Угрюмый Шендерович натянул последнюю рубаху — интересно, гадал Гиви, сколько эта протянет… была, похоже, у Шендеровича с рубашками какая-то особая несовместимость. В салоне тоже никого не было. Скучающая девушка у стойки слегка оживилась при виде посетителей и молча поставила перед ними две пластиковые плошки с салатом оливье и две бутылки пива. — Это… — засмущался Шендерович, — мы это… — Денег нет, — проницательно заметила девушка, — ладно уж, жрите. Все равно испортится. Ни одной живой души, все по городу шляются. А пиво я на бой спишу. — О, гурия, щедрая, как соты, — возрадовался Гиви, — о, источник утешения, приносящий блаженство измученным душам… — Да ладно уж, гурия, — смутилась девушка, застенчиво поправляя наколку. — А еще пива не будет, ласточка? — поинтересовался Шендерович. — Нет, — сухо сказала девушка. Развязный Шендерович явно нравился ей меньше Гиви. Она развернулась, вновь отошла к стойке и включила телевизор. Телевизор что-то квакал. — Миша? — забеспокоился вдруг Гиви, — ты слышал? — Что я должен слышать? — холодно спросил Шендерович. — Они что-то про музей говорят. Там что-то случилось, понимаешь… ограбили музей. — Они, что, по-русски говорит? — насторожился Шендерович. — По-английски, кажется, — неуверенно отозвался Гиви. — Это Си-Эн-Эн, — пояснила из-за стойки девушка. — А ты с каких пор английский знаешь? — подозрительно спросил Шендерович. — Так понятно же все, Миша… перед закрытием, когда уже посетителей не было, ворвались грабители в черных масках… нет, в чулках черных… скрутили охранника… ах, нет, не скрутили… снотворным газом… перерезали проводку и унесли… что они унесли… ага! Стелу! Ключевой экспонат, гордость музея. — В чулках? — оживился Шендерович. — В черных? Ты смотри, прям как те, наши. У них тут что, мода такая? Тоже мне, мулен руж! — Ага. Эта стела вообще-то… ничего не стоит? Ага, бесценная… то есть бешеные деньги стоит эта стела, кто сообщит о местопребывании или ага… наведет на след… получит вознаграждение… — Ты слушай-слушай… — Предположительно из Иерусалимского храма… датируется… ого! Очень древняя штука, Миша. Первый храм, это что? — Ну, — в затруднении отозвался Шендерович, — они уступами такими стояли. Первый, второй… — Что ты врешь? — обиженно сказала девушка из-за стойки. — Темный как масай, ей-богу! Их строили не параллельно, а последовательно. Первый храм — это как раз Соломонов, Второй уже при персах строили. А Третий — он вообще мистический. Но Шендерович уже поднимался из-за стола. — Ты чего? — забеспокоился Гиви. — Алка, — пояснил Шендерович. — Пропала наша Алка. Бай-бай! Это… кошачий калым! — Убрали ее, друг месопотамский. Что-то она там в музее разнюхала, ее и убрали. — Брось, Миша, — неуверенно отозвался Гиви, — что она могла там разнюхать? Она ж в этом ничего не понимает. Ну, зашла в музей… подумаешь, пыль веков! — Алка? — удивился Шендерович, — Алка не понимает? Да Алка самого профессора, я извиняюсь, Зеббова-старшего любимая аспирантка. Сам профессор, я извиняюсь, Зеббов-старший был ею побит в научной дискуссии. Что и признал публично. Засекла их Алка, говорю тебе. Расколола. Они ее схватили, скрутили… — Да что ты такое говоришь, Миша? — ужаснулся Гиви, тоже вскакивая из-за стола. Ах, никого не обманула Алка, ни бравого капитана, ни друга своего и партнера Мишу Шендеровича. Пропала Алка, похищена коварными злодеями, ох, лежит она на дне залива, зашитая в мешок, с каким-нибудь там колосником, привязанным к стройным щиколоткам… Лежит она на дне залива и волна лениво колеблет ее белокурые волосы. И маленькие серебристые рыбки проплывают сквозь легкие пряди, ныряют в них, точно в морскую траву… Или нет… лежит белокурая Алка в каком-нибудь мрачном подвале и связаны руки у нее за спиной грубой веревкой, и связаны ее стройные щиколотки веревкой не менее грубой и подходит к ней, подходит, играя кривым кинжалом какой-нибудь Ахмед-паша, зловеще ухмыляясь в черные усы… Гиви зажмурился и заскрипел зубами. — Р-разорву… — выдавил он. — Зверь-мужик! — уважительно подтвердил Шендерович, торопясь вслед за Гиви по крутому трапу. Но Гиви уже вырвался вперед и рванул через порт к площади, игнорируя едва поспевавшего за ним партнера. — Эй, — отчаянно закричал ему в спину Шендерович, — постой! Куда ты! — Дурак! — орал Гиви, распугивая редких прохожих. — Ты полегче, слушай, — угрожающе прохрипел Шендерович. — За такое и приложить могут! Гиви только мотал головой. — Дурак автобуса! — выкрикнул он вновь, так, что здоровенный грузчик, катящий навстречу тележку с какими-то загадочными тюками, испуганно шарахнулся в сторону. — Нэреде! Дурак! Автобуса! |