Онлайн книга «Малая Глуша»
|
– Да? – Петрищенко пошарила рукой по столу, надела очки, и глаза ее сразу стали маленькими. – Это… – опять завела Розка, – Елена Сергеевна… – Да, – устало повторила Петрищенко. И ноги у нее наверняка большие, злорадно подумала Розка… – Я вот тут… от Льва Семеновича… Он вот тут… Потому что… – А, – Петрищенко несколько оживилась, – по поводу трудоустройства? – Ну… да. Розка подавала на романо-германский. Все родственники хором говорили, что это безумие, туда без блата не сунешься, даже взятку без блата не возьмут, сказал Лев Семенович, но Розка опрометчиво верила в свои языковые способности… Она закончила двухгодичные курсы английского при Доме офицеров, где преподавала сама Фараонова, неплохо освоила разговорник Скалкина и прочла на английском дебильную книжку «Daddy Long-Leggs» и еще «Love story» Эрика Сигала, над которой украдкой поплакала. Еще была какая-то совсем детская, по которой Розка и учила морскую терминологию; там у двух бедных арабских детишек злодей Хаджи пытался отобрать кусок драгоценной амбры. Оказалось, этого недостаточно. На семейном совете решили, что Розке лучше поработать, а после подавать на вечерний, все-таки девочка, не мальчик, ничего страшного, но с работой по профилю возникли проблемы. Был призван Лев Семенович – мамин родственник, двоюродный брат, что ли. Лев Семенович почти гарантировал, что Петрищенко даст направление, а с направлением она почти гарантированно поступит, а потом, может, так и осядет при Пароходстве; там, сказал Лев Семенович, есть возможности для карьерного роста. Кажется, и Розка Петрищенко не понравилась. Мама права, надо было надеть ту, ниже колен. – Мы хотели мальчика, – сказала Петрищенко недовольно. Розка молча пожала плечами. Ее мама тоже хотела мальчика. А получилась она, Розка. Что уж тут поделаешь. – Хотя бы английский знаете? – Трехгодичные курсы с отличием, – дважды соврала Розка, – при Доме офицеров, лучшие в городе, между прочим. – Здесь судовые документы, – сухо заметила Петрищенко, – грузы… накладные… Терминология… – Ну, я… освою. – На машинке печатать умеете? Машинка под чехлом – Розка успела разглядеть – была новенькая электрическая «Ятрань». – Ага, – сказала Розка, заглядывая Петрищенко в глаза. Ничего не поймешь, стекла очков отблескивают. – Сколько знаков в минуту? – Чего? – удивилась Розка, бойко печатавшая двумя пальцами. Та скорбно кивнула головой, словно подтверждая – иного она и не ожидала. Розка украдкой вытерла ладонь о юбку. – Родственники за границей есть? – Откуда? Розка уже готова была сказать, что она – круглая сирота, и сама в это поверить. – Поймите, девушка, – печально сказала Петрищенко, – у нас в общем-то режимная контора… Лев Семенович насчет режима предупреждал. «Режимных предприятий, Розочка, – говорил он, – вообще гораздо больше, чем кажется, и СЭС – в том числе, потому что – а вдруг холера? Или чума, не приведи господи, или еще что… а вообще любая работа, связанная с языком, режимная, а ты как думала?» – А эти… горничные, которые на заграницу? – спросила тогда Розка. – Ты что, – сказал Лев Семенович, – маленькая? Какие они горничные? Но здесь, деточка, – сказал Лев Семенович, – на что подписываешься, то и получаешь… поработаешь несколько лет с бумагами, освоишь терминологию, а там подумаем, что с тобой делать… тебе же спешить некуда, да и режим тут… вегетарианский, можно сказать, хи-хи… Из чего Розка заключила, что он тоже слушает радио «Голос Америки», там недавно передавали воспоминания Лидии Чуковской об Анне Ахматовой. Люди способны удивлять, даже такие, как Лев Семенович. Петрищенко опять вздохнула и встала из-за стола. Розка потянулась за ней, отметив, что из-под юбки-четырехклинки у Петрищенко выглядывает кружевная комбинашка. Голубоглазая по-прежнему сидела у окна, правда, вязание куда-то делось, впрочем, Розка увидела, что из ящика стола торчит розовая мохеровая нитка. Пахло от голубоглазой, как в парфюмерном отделе универмага. Даже воздух стал липким. – Вот, Катюша, – печально сказала Петрищенко, – секретаря прислали. – Опять девочка? – выщипанные бровки Катюши полезли вверх. – От Льва Семеновича, – пояснила Петрищенко. Катюша молча окинула Розку взглядом бледных выпуклых глаз. И задвинула боком ящик стола так, что розовая пушистая ниточка совсем исчезла из виду. Воцарилось молчание. Потом Петрищенко вздохнула и сказала: – Бумаги при тебе? – Ага, – жизнерадостно ответила Розка, – паспорт и аттестат. Она втайне надеялась, что не подойдет. Она была глубоко разочарована. – Ну, так неси в кадры. Трудовую оформишь, приходи. – А долго оформлять? – Недели две-три. Тебя как зовут, Роза, да? Это, Роза, серьезная работа. Так быстро дела не делаются. Прав был Лев Семенович, уныло подумала Розка, везде, где язык нужен, проверяют… – А в кадры – куда? – Наверх, в Пароходство. С башенкой такое здание, зелененькое. Еще якорь перед ним. Спросишь на вахте. – Спасибо, – вежливо сказала Розка. – И в следующий раз, пожалуйста, – сказала Петрищенко, и на шее ее появились красные пятна, – оденься поскромнее. Это ж порт. * * * Новую жизнь надо начинать в новой одежде. Под это дело Розка выцыганила себе пальто джерси, ярко-зеленого цвета. Оказалось, оно чуть маловато и топорщится на талии, но Розка не позволяла такой мелочи испортить себе удовольствие от новой вещи. Тем более, как только окончательно повернет на осень, погода опять установится и дни будут солнечные. Правда, все короче и короче. У крыльца строения 5/15 А сидел на корточках парень в брезентовой робе и курил, заслонясь от ветра. Он поглядел на Розку, помахал рукой, отгоняя дым, и подмигнул ей. Розка пожала плечами и величественно прошла мимо, но опять зацепилась о половичок. Они нарочно его сюда положили, чтобы люди выглядели глупо. Она оглянулась, но парень уже и не смотрел в ее сторону. Розка что-то пробормотала себе под нос от неловкости и боком зашла внутрь. Вкрутили еще одну лампочку в коридоре, а вот в самой конторе мало что изменилось. Только стало темновато; море больше не передвигало по поверхности зеркала света, а было тусклым и шуршало, как смятая фольга. На подоконнике отращивало деток чахлое каланхоэ, на календаре рыжий котенок сменился серым, Катюши не было, а в углу стоял тот самый столик с «Ятранью», из кабинета, и чехол был снят. |