
Онлайн книга «Малая Глуша»
– Вот теперь проходите, – он указал рукой в неопределенном направлении, – сюда. Направо и еще раз направо. Третья дверь. Нет-нет, не сюда. Там гальюн. Мористее загребайте. Окно в торце комнаты-пенала выходило на перекресток, где, мигая желтым, стоял асфальтоукладчик. По обоям ползли пятна сырости. На стене висел на плечиках белоснежный китель, прихлопнутый фуражкой с крабом. Рядом, на календаре, застенчиво прикрывала рот подмигивающая японка. Петрищенко подвинула себе венский стул с гнутой спинкой, но ножка за что-то зацепилась. – Извиняюсь, – сказал сэконд. Под стулом высился неровный строй пустых бутылок. Вася уселся на диван и какое-то время мрачно разглядывал сэконда. Тот занервничал, на верхней подбритой губе выступили капельки пота. – Извиняюсь за бардак, – повторил он, – мы с супругой разошлись… ну, разменялись… остался диван, вот, а что? – А что? – доброжелательно переспросил Вася. – Погода паршивая, – сказал Трофименко, – спину так и ломит. Застудил в прошлом рейсе. Сыро. – И не говори, – согласился Вася, достал пачку «Беломора» и стал стучать по донышку, выстукивая папиросу. – Ну, – Трофименко глубоко вздохнул, – грубо говоря, чем обязан? – А ты, друг, так уж и не знаешь? Нет? – Это с «Мокряком» связано? Или как? – Тебе «Мокряка» мало, друг? – печально сказал Вася. Он поднялся с дивана, взял ободранную табуретку и устроился на ней верхом. – Все тайное, – укоризненно сказал он, – когда-нибудь становится явным. – Ну да? – удивился сэконд. – Вы, случайно, – ласково спросил Вася, – совершенно случайно, ничего на берег не списали? В обход СЭС-2… Ну, мало ли что, острый аппендицит или там острый психоз, э? – Таки Бабкин, – печально заметил сэконд. – Таки Бабкин, – согласился Вася. – Так я и знал! – сказал сэконд и замолчал. – Да? – подсказал Вася. – Кэп для «Мокряка» премию, ну, экипажу… непопулярен он был, хотел популярность поднять… вот и дал отмашку. А что? – Да ничего, собственно, – сказал Вася, – ну, как бы отвечать придется. А у нас тоже премия горит, из-за вас, между прочим. – Вы это… на работе пьете? – тоскливо спросил сэконд. – Только у меня рюмок нет. Одна вот, для дамы. * * * – Мы Океан любим, песни про него поем, а он нас нет. Трофименко подлил Васе водки. Петрищенко поморщилась, но промолчала. – То есть, ну, терпит иногда… кое-кого. Но вообще нет, не любит. Потому что мы сверху его тревожим. И еще потому, что теплые и гудим. Винты, всякие токи, вибрация. Его и раздражает. – Постой, – вмешался Вася, – а киты? – Что – киты? – Они тоже теплые и гудят. Я читал, они песни поют, идет стадо и поет, а другое стадо за тысячу километров его слышит. – Киты, – сказал сэконд, – явление природное. Океан к ним привык. А мы каких-то паршивых двести лет плаваем на железках. Ему противно. Зудит везде. Вроде блох или еще чего похуже. – Ты, Коля, – доброжелательно сказал Вася, – фантастику любишь. Стругацкие, Лем… Мыслящая плазма, то-се… – А какая разница? Я читал, вода, если ее много, тоже не просто вода. Вся между собой связана. Вся. – Ты хочешь сказать, мой мариман, что весь Мировой океан – одна большая молекула? – уточнил Вася. – Ну да. И внутри нее, внутри этой штуки все движется. Течения глубинные, донные… Слои пресной воды, тяжелой воды, холодной воды. И галлюцинирует он, сам себе, просто так, для интереса. То есть, я думаю, НЛО всякие… это его глюки. Недаром люди видели, как они из океана взлетали. А до этого – сирены, русалки. Чудовища на скалах. Тоже глюки. Он наводит. Он и «Марию Целесту» распугал. Нарочно. – Насчет НЛО не уверен, – возразил Вася, – Леонов вроде видел, когда в открытый космос выходил. Кстати, американцы наблюдали на обратной стороне Луны какие-то корабли на грунте. Вообще – объекты на грунте. И огни. – Вася, а ты откуда знаешь? – удивилась Петрищенко. – Так записи переговоров же есть, – пояснил Вася. – Наверняка секретные. – Ну и что? – Верно, – согласился Трофименко. – От людей ничего не скроешь. Ну, будьмо. – Будьмо. Я так думаю, их лет через тридцать рассекретят. Тогда мы все узнаем. Есть на Луне наши братья по разуму или нет. И какого черта они там делают. Так ты из-за НЛО списался или что? – При чем тут НЛО, – отмахнулся Трофименко. – Что я, НЛО не видел? Просто нервы стали никуда. – Это я вижу. Пить, Коля, надо меньше. Я знаю, я опытный. – Ни хрена ты не видишь. Что пальцы трясутся, это, извиняюсь, фигня. Цветочки. А ягодки это там, в море. Прикинь, восьмибалльный вторую неделю подряд, вахта тяжелая, несколько ночей не спал. И вот начинаю слышать музыку. Играет все время, играет. И казачий хор поет. – Радио у кого-то играет, а тебе фонит. По переборке или там вентиляция… – Я и сам сначала так подумал. Но казачий хор петь пять часов подряд не может! А потом оно еще со мной говорить начало. – Кто? – Так радио же. Боцман, говорит, соскочить собирается, ты рапорт на него подай, а не подашь, тебя из каюты выселят. А у меня хорошая каюта была, удобная. Жалко. – Подал рапорт? – Вот еще. Буду я какому-то радио верить. Боцман у нас хороший мужик, старательный. – Соскочил? – Где? Посреди океана? Нет, в порту приписки сошел, все как положено, не просыхал весь рейс – это да. Но знаешь, что смешно? Из каюты-то и правда выселили, к третьему подселили. Под совершенно идиотским предлогом. Все, думаю, пора на берег. Жена опять же заела. Хватит, хватит, мол, поживем как люди. А сама взяла и ушла, с этим… И где были мои глаза? Ведь что такое крашеная блондинка? Заведомо нечестная женщина! – Коля, ты гонишь. Уводишь от темы. Ты про последний рейс давай. Трофименко покачал в стакане водку, на манер коньяка, он и стакан держал словно коньячную пузатенькую рюмку. – Да, – сказал он наконец, – паршивый рейс. Хуже еще не было. Заводили судно в порт, чуть танкер кормой не задели… И вообще паршиво, собачились всю дорогу, комсостав собачился, а это последнее дело. Бабкин этот ходит, и лицо у него… – Да? – Уши острые, или… если краем глаза посмотреть, так и не Бабкин вовсе… и усмехается. А потом и вовсе рехнулся, все бежать куда-то пытался. Повязали его. Он замолк. Слышно было, как за дверью в длинном темном коридоре старуха говорит по телефону, жалуясь на плохое пищеварение. |