
Онлайн книга «Признание моджахеда»
Исмаил-Хан заверил своего порученца: — Я найду тебе и машину, и водителя не хуже Аслана. И тогда в девять вечера ты уже будешь на границе с Пакистаном? — Должен быть, но все в руках Всевышнего! — Он поможет нам! — Тогда в девять вечера меня подберут на границе люди из Пешавара. — Хорошо! — Ты не сказал главного: зачем мне ехать в Пакистан? — Я все объясню тебе после казни. Сейчас скажу лишь то, что задание не сложное и никакой опасности для тебя не таит. Потребуются твои связи в Исламабаде. — Это не проблема! Мне надо подготовиться к дороге. Когда подойти сюда, чтобы сразу отправиться к Хайдару? — Как и говорил, к трем часам. — Хоп! До встречи, саиб! — До встречи! * * * Узники террористов сегодня чувствовали себя особенно плохо. То ли от съеденной полусырой лепешки, то ли от мутной воды, то ли оттого, что наступал момент наивысшего психологического напряжения, когда сдают нервы и человек в заточении начинал ясно осознавать всю трагичность своего положения. Валентину в час дня к Исмаил-Хану не вызвали, и заложники не могли понять, что это означает. Первым сорвался руководитель группы: — Валя! Ну неужели твой папаша, обобравший страну и сколотивший капитал, на который полмира купить можно, не в состоянии отказаться от каких-то десяти миллионов долларов? Почему ты не подействуешь на него? Ведь это только из-за тебя все мы оказались здесь. Будь на твоем месте другой журналист, душманы на нас даже не взглянули бы! Туркина огрызнулась: — Не смей так говорить о моем отце. Он не обирал страну, не воровал, и он готов заплатить деньги, но, видимо, что-то не получается. — Что? Ну скажи, что, кроме нежелания, может помешать твоему отцу распорядиться собственными средствами так, как он этого хочет? Ничего! Но он не платит. Иначе нас уже вывезли бы в Кабул и передали посольству! В разговор вступил Дольский, до сего времени лежавший молча на топчане у стены: — Антон! Заткнись, пожалуйста! Без тебя хреново. Сергинский вскричал: — А с ней не хреново? Наши жизни в ее руках, а она не хочет даже пальцем пошевелить, чтобы спасти нас. Хотя Валентине ничего особенно и делать-то не надо. Заставить отца заплатить, и все! И все, Вова! Нас отпустят. — Я сказал, заткнись! Валя сделала, что могла. Теперь остается ждать. И не ной. Будь, наконец, мужчиной! Руководитель группы всхлипнул: — Да пошли вы все! В этот момент крышка люка сдвинулась в сторону, и в проеме колодца показалась физиономия охранника. Валентина машинально поднялась, но бандит, сбросив в подвал веревку, приказал: — Выходить! Всем! Туркина взглянула на коллег. Сергинский икнул: — Что бы это значило? Дольский встал: — Мне кажется, ничего хорошего. Но идем, раз зовут. Сергинский крикнул: — Я не пойду! Дольский усмехнулся: — Дело твое. Жди, пока тебя силой не поднимут на поверхность. А эти ребятки в нуристанках, чалмах и тюбетейках особо церемониться не будут. Изобьют дубинками, без лестницы вылетишь из колодца. Охранник вновь подал голос: — Чего встали? Сказал, все наверх, быстро! Журналисты поднялись в бункер. Там, не выходя на улицу, постояли с минуту, привыкая к яркому свету. После чего начальник охраны крепости вывел их во двор. Но дальше гаража и боковой стены главного дома не повел. Приказал встать в центре закоулка. Журналисты огляделись. Кроме начальника охраны увидели еще двух караульных. Их автоматы были направлены на заложников. Из-за угла показались Исмаил-Хан и комендант Натанджар. Главарь банды, узнав о болезни Маруха, вынужден был использовать оператора съемочной группы. Комендант вынес с собой и камеру. Бандиты подошли к пленникам. Исмаил-Хан остановился напротив Туркиной, спросил: — Как чувствуете себя, Валентина Борисовна? Валя, стараясь держаться спокойно, ответила: — Благодарю, неплохо! — Я недавно разговаривал с вашим отцом. И знаете, он отказался немедленно заплатить за вас, единственную свою дочь, выкуп. Валентина побледнела: — Как отказался? Этого не может быть! — Ты, женщина, считаешь, что я лгу? — Нет, но… вы, видимо, не так поняли папу! — Я прекрасно понял вашего… папу. А вот он, по-моему, нет. А посему я решил, дабы убедить господина Туркина в серьезности своих намерений и показать ему, что со мной никакие игры не проходят, казнить одного из ваших коллег! Туркина вздрогнула. Впрочем, дрожь пробежала и по телам мужчин-заложников. — Как казнить? Вы что? Подождите! Дайте мне немедленно поговорить с отцом. Я все улажу! Исмаил-Хан, сощурив черные безжалостные глаза, прошипел: — Нет, Валентина Борисовна! Я не намерен упрашивать вашего отца. И что-то менять… тоже. Он повернулся к коменданту крепости: — Руководителя съемочной группы к стене! Сергинский, упав на колени, завизжал: — Нет, нет! Не хочу! Не могу. Не убивайте! Я ж… Назим Натанджар кивнул охранникам. Те, забросив автоматы за спины, подхватили Сергинского под руки и потащили к большому валуну, лежавшему у боковой, каменной стены дома главаря банды. Исмаил-Хан взял у коменданта видеокамеру. Встал напротив Дольского: — Узнаете аппаратуру? — Узнаю! И что? — Не надо грубить, молодой человек. Держи! Исмаил-Хан бросил камеру в руки оператору. Владимир поймал ее. Бандит приказал: — Проверь аппарат! Будешь снимать казнь. Но так, чтобы захватить все подробности. В красках! Чтобы у тех, кто потом будет ее смотреть, от ужаса волосы шевелились. Все понял, оператор? Дольский неожиданно бросил камеру обратно. Теперь уже главарю банды пришлось ее ловить. — Пошел ты, козел немытый! Паскуда душманская! Ты можешь убить меня, но работать на себя не заставишь, ты это понял, паршивый погонщик верблюдов? Натанджар ударом кулака сбил оператора на землю и принялся избивать ногами. К другу бросилась Валентина, но Исмаил-Хан, поймав ее за руку, отбросил назад, приказав: — Стоять, сука! — И крикнул коменданту: — Хватит, Назим! Натанджар повиновался. Исмаил-Хан, передав камеру коменданту, подошел к лежавшему Дольскому: |