Онлайн книга «Печать на сердце твоем»
Еще три сотни придется учить. Этих в бой пока не пошлешь… В стороне толпилось полтора десятка бородачей в шубах и богатых плащах. Их не звали, но лучевские бояре пришли сами, без приглашения. Похоже, они ждали, что к ним подойдут с поклоном. Виданное ли дело — войско без бояр? Кое-кого из них Згур уже знал. Вчера кнесна лишила их должностей — всех, кто бросил город, когда скандские лодьи ворвались в гавань. Згур вспомнил, как эти бородачи смотрели на него — безродного выскочку, посмевшего обойти (здесь это почему-то называли «пересесть») первых людей Лучева. Згура это лишь посмешило. Что они скажут, когда к ним придут за серебром! Придется толстобрюхим мошной тряхнуть. Не все же кожемякам да гончарам последние медяки сосчитывать! А не захотят — всего добра лишатся. Время военное, тут не до споров… Сотники отправились отбирать людей. Площадь зашумела, каждый хотел, чтобы выбрали именно его. Оставалось назначить трех новых сотников и подобрать к ним знающих людей, чтобы уже с вечера начать обучение. Сколько нужно, чтобы из гончара сделать кмета? Месяц? Два? Наверно, и полугода не хватит… Згур решил не спешить. Пусть пока кузнец Долбило старшим считается да других старших подберет. А уж для боя надо будет найти настоящих сотников. И хорошо бы из местных. Должен же кто-то здесь уметь воевать! Фрактарии, покрикивая, уже разводили своих новых подчиненных по сотням, Долбило неумело перестраивал остальных, чтобы вести за город на ровное поле — разбивать на десятки да учить, с какой ноги двигаться. Згур оглянулся, собираясь уходить. Вроде бы все сделано… — Господин комит! Густой бас под самым ухом заставил вздрогнуть. Совсем рядом, оглаживая пышные бороды и хмуря брови, толпились позыбытые всеми бояре. Он и не заметил, как они сумели подобраться. По спине пробежал холодок. Этак в следующий раз жди ножа между лопаток… — Так что, господин комит, мы здеся! • — Вижу, — согласился Згур. — И что? На миг бородатые явно растерялись. Затем кто-то, с выпирающим из-под шубы брюхом, недовольно проскрипел: — То есть как? Здеся мы! Войско готово, так что могешь старших назначать. Большим полком я воротить буду… — Пошто ты? — недовольно откликнулся бас. — Большим полком мне воротить, мне и за столом выше тебя сидеть… — Нишкни! — скрипение обернулось сипом.. — Коли стыда нет, в разрядны записи бородищу сунь. Мне большим полком воротить, тебе — полком руки левой, а Мерите-правой… — Мерите — правым полком? — взвился бас, но Згур поспешил поднять руку: — Отставить! Бородачи, поворчав, умолкли. Згур был не прочь порасспросить, что это за порядок такой, когда место за столом военный чин определяет, но времени не было. Пусть сами разбираются. — В войско взять могу каждого — простым фрактари-ем. Выслужитесь — дальше пойдете. Вопросы? Смотреть на бояр стало прямо-таки приятно. Брюха да бороды заколыхались, задергались резные посохи — и толпа начала быстро расползаться. Вскоре перед Згуром остались четверо — седобородый старик в богатой шубе, двое голубоглазых вихрастых мальчишек, похожих друг на друга, словно дождевые капли, и высокий широкоплечий середович в румском военном плаще. — Простыми фрактариями пойдете? — не поверил своим глазам Згур. — Коли возьмешь, комит, — негромко откликнулся старик. — Верть я, старшой стражи бывый. А то — внуки мои: Сом да Лещок. Згур не знал, чему больше удивляться — рыбьим именам близнецов или тому, что Верть, которого только что со старших сняли, в войско попросился. Отказать? Но ведь не в сотники просится! — Сколько вам лет? — обернулся он к близнецам. — Не рано ли в войско? — Тринадцать! — обиженные голоса слились воедино. — И вовсе не рано!.. Згур невольно улыбнулся. Сам он в Вейске с двенадцати… — Батька их с кнесом нашим голову сложил, — вздохнул Верть. — Не обидь, комит! — Хорошо! — решился Згур. — Найдите кузнеца Дол-билу, скажите, я разрешил. Сом и Лещок радостно переглянулись. Верть коротко поклонился. Згур кивнул и повернулся к четвертому, молча стоявшему в стороне. Он уже заметил, что этот не походит на прочих. И одет по-румски, и борода, черная, словно смоль, слегка тронутая сединой, подстрижена коротко, и взгляд… Бородачи возмущались и гневались. Этому же было просто смешно. — Значит, простым фрактарием? Темные глаза блеснули. Внезапно показалось, что неведомый боярин разглядывает его, Згура, словно редкого зверя. Будто на площадь привели белого медведя с кольцом в носу. — Как твоя воля будет, Згур Иворович. Мы — людь маленькая… Его уже не впервые называли так. Странный обычай у венетов — отцово имя с «ичем» ставить. — И кто же ты, маленькая людь? Тонкие губы дернулись в усмешке. Згур невольно залюбовался. Незнакомец был красив, строен, силен. Но это была красота хищного зверя. Волка. Волк улыбался, но тело уже собралось для прыжка… — АсмутЛутович я, холопишкатвой. Повели, господин комит, мя в полк зачислить на какую ни есть службишку… Улыбка исчезла. Темные глаза глядели в упор. Згуру стало не по себе. Он уже слыхал об этом человеке. Асмут Лутович, хозяин половины земель в округе. Он был даже не боярин, а «боярин велик». Уж его-то Згур не ожидал увидеть так скоро. Ну что ж… — Если с конем, в конницу зачислю. Только бронь свою иметь надо. — Бронь, хочь и стара, да есть. Да конишка-то худой, — вздохнул Асмут. — Тока на передни ноги кован, узда моча-лова, а чепрака и вовсе нет… Ин, постараюсь, Згур Иворо-вич, сослужу службу. Могу и за коньми ходить, навоз выносить… Теперь в глазах великого боярина горел гнев. Згур понял — с этим ссориться опасно. — Чего ты хочешь, Асмут Лутович? — Поговорить. Вечером приходи ко мне, мой дом здесь всякий знает. Приходи один. Теперь Асмут говорил по-румски — гладко и четко, словно настоящий румиец. Не просто говорил — повелевал. Згур нахмурился. Да, этот просить не станет! — Приходить? А может, на брюхе приползти? Их взгляды встретились. Асмут выждал, усмехнулся: — Я, кажется, плохо говорю по-румски. Забыл одно слово. Приходи, пожалуйста. Отказаться? Но Згур уже понимал — нельзя. Ссориться, даже не поговорив, ни к чему. — Спасибо. Буду. Стол был накрыт прямо во дворе. Вешенка суетилась, расставляя скромное угощение: вареную репу, жареную, под хрустящей корочкой рыбу и, конечно, блины — золотистые, румяные. — Масляны дни починаются, — тараторила она, расставляя по столу миски и блюда. — Как без блинов-то! Вот счастья-то боги послали! Дядя Ярчук вернулся, и как раз на масляну! То боги не зря так сделали! Зиме конец, весна идет, а с весной и счастье! |