Онлайн книга «Печать на сердце твоем»
— Готово! — удовлетворенно заметил Черемош, в очередной раз пробуя варево. — Згур, ты… — Миску! — перебила Улада. — И ложку! Помыть не забудь! Из общего котелка есть она категорически отказывалась. Миска, как и ложка у нее оказались серебряными, тонкой алеманской работы. Згур уже не удивлялся. — Много не накладывай! — дочь Палатина наморщила свой длинный нос, недовольно глядя на дымящийся котелок. — Опять, наверно, пересолил? — Я… — растерялся Черемош, и Згур не удержался от улыбки. Похлебка оказалась превосходной, и Улада несколько оттаяла. Згур, дабы чем-то помочь приятелю, добровольно вызвался помыть котелок в ближайшем ручье. Когда он вернулся, девушка сидела у костра, внимательно разглядывая что-то на своей ладони. — Комар, — сообщила она. — Уже второй. Наемник, а в другом месте мы стать не могли? — Так здесь вода близко… — начал было Черемош, но длинный нос вновь дернулся. — Миску помой! И ложку! Черемош вздохнул и поплелся к ручью. Згур отошел в сторону — оставаться наедине с девицей он не любил. — А ты не смей ухмыляться, наемник! — Не смею, — сообщил Згур, не оборачиваясь. — Не смею, сиятельная. — Думаешь, не вижу? Обернись, я с тобой разговариваю! Пришлось обернуться и сделать шаг к костру. Улада медленно встала. ~ Ты много себе позволяешь, наемник! — Темные глаза смотрели строго, без улыбки. — Ты, кажется, забыл, кто мы и кто ты. Напомнить? Надо было смолчать, но Згур не выдержал и улыбнулся: — Напомни, сиятельная! В темных глазах блеснул гнев. — Я — дочь сиятельного Ивора, Великого Палатина Валинского и всей земли улебской, великого дедича и хозяина Дубеня. Черемош — сын тысяцкого и внук тясяцко-го, его предки — потомственные дедичи. А ты — наемник, волотич из своего грязного болота, который хочет заработать горсть серебра. Ты понял?.. Слова били в лицо, словно пощечины. Згур закусил губы — так с ним никто еще не разговаривал. Волотич из грязного болота, вот, значит, как? — Ты немного ошиблась, сиятельная, — медленно проговорил он, стараясь подавить гнев. — Сейчас мы все — беглецы и преступники. Но я — только наемник, который хочет заработать горсть серебра, а ты — дочь, посмевшая нарушить волю отца. Кстати, твой отец — тоже волотич из грязного болота. Волотич, изменивший Краю и служивший его врагам! Девушка отшатнулась, полные губы побелели. — Вот как ты заговорил, наемник! Ты лжешь, мой отец — не изменник, изменники вы — бунтовщики, посмевшие кусать руку, которая вас кормила! Мало вас вешали… Згур закрыл глаза, чтобы не видеть ее лица. Внезапно показалось, что с ним говорит не широкоплечая девица с длинным носом, а тот, кого он никогда не видел, но неплохо знал — Ивор, сын Ивора, предатель и сын предателя. Мать Болот, хвала тебе, что меч лежит на траве и что перед ним — девушка… — Поэтому помни свое место, наемник! Таких, как ты… Внезапно на душе полегчало. А он еще сомневался, мучился! Перед ним — враг, настоящий враг, такой же, как те, с кем скрестили клевцы отец и его друзья… — Меч! Меч! Где меч?! В первое мгновение Згур ничего не понял. Почему Черемош вернулся без миски с ложкой, отчего так отчаянно кричит, а главное — меч-то зачем? Улада, похоже, тоже растерялась, а чернявый уже бегал возле костра, наклоняясь и бестолково хлопая руками по траве. И тут послышался треск кустов, что-то темное показалось на тропинке… — Меч! Згур, где меч? Похоже, помыть посуду чернявому не дали. И тот, кто совершил это, сейчас ломился вслед за незадачливым посудомоем. Медведь! Огромный, темно-бурый, с сединой в густой шерсти… — Меч! Ага, ну я тебе! Чернявый нашел-таки меч, и тут только Згур опомнился. Меч? А почему бы не ложка? Против этакого зверя — все едино! — Черемош, назад! Испуганно вскрикнула Улада. А зверь был уже близко, маленькие глазки сверкали злобой, из пасти доносилось негромкое рычание. Згур успел удивиться — что это так допекло зверюгу? Вроде не зима, когда с голодухи медведи лютовать начинают! — Черемош, назад! Уходи! Но чернявый не слушал. Меч уже был в руке, и сын войта смело шагнул вперед. Рычание — уже погромче и по-страшнее. Мгновение зверь колебался, а затем начал медленно подниматься на задние лапы. Згур бросился к Черемошу, но опоздал. В лучах закатного солнца блеснул клинок — и тотчас отлетел в сторону, выбитый быстрым ударом могучей лапы. Второй удар отбросил чернявого в сторону. Зверь заревел и шагнул вперед, прямо к застывшей на месте Уладе. Згуру показалось, что все это происходит не с ними. Поляна, костер, мохнатое чудовище, готовое растерзать их всех. И тут же в ушах прозвучал знакомый голос — спокойный, чуть насмешливый… »…Вы парни как, не из пугливых? Зверушек не боитесь? Правильно, хе-хе, правильно! Чего их бояться?» Рахман Неговит, толстенький, круглолицый, в своем нелепом черном балахоне стоит посреди поляны, с улыбкой глядя на выстроившихся перед ним молодых ребят из Учельни. «Ну, вот ты, Згур. Представь, идешь себе по лесу, о девушке своей мечтаешь, а перед тобой, хе-хе, волчина — или медведь!..» Згур глубоко вздохнул и, не обращая внимания на отчаянные крики ползавшего по траве Черемоша, одним прыжком оказался перед зверем. Теперь — самое главное. Глаза! Почему он смотрит в сторону?! Глаза!!! Во взгляде зверя была ненависть и жажда крови. К горлу подступил страх — еще один шаг и… Отступать поздно, медведь лишь выглядит неуклюжим — нагонит, навалится всей тушей… «Ты, главное, не бойся, Згур! Злобы у зверюг много, а вот воля, хе-хе, слабовата. Соберись с силами, пробейся, достучись. Главное — взгляд не отводи. Нельзя, хе-хе, съедят…» Все исчезло, остались лишь звериные глаза, полные мутной ненависти. «Достучись, Згур, достучись — а потом дави!» Как это учил Неговит? Собраться, забыть страх — и держать взглядом. Держать, пока не лопнет кровавая пелена и на тебя не глянет душа зверя — трусливая, неспособная противостоять человеческой воле. И — голос, зверь боится голоса, но надо не говорить, а… Згур заворчал — низко, напрягая гортань. Когда-то они весело смеялись, пытаясь подражать Неговиту. У того получалось здорово — испугаться можно. В горле пересохло, но Згур собрался с силами и рыкнул — негромко, хрипло. Он ждал удара, но время шло — медленно, непередаваемо долго. Глаза зверя были совсем близко, и — ничего не происходило. Невыносимо хотелось крикнуть, броситься в сторону, упасть на землю, но Згур понимал — нельзя, это смерть. И вот наконец… Медленно, медленно лютая ненависть в маленьких глазках стала сменяться удивлением. Зверь чувствовал — что-то не так, что-то мешает. Згур засмеялся, заставил себя податься навстречу чудищу… |