
Онлайн книга «Море-океан»
— Еще бы ему не быть… Решил защищаться сам… Только у него ни малейшего шанса, ноль, народ хочет его головы — и получит ее. — Виноват не он один. — Какая разница, Савиньи. Он был капитаном. Он посадил «Альянс» в эту лужу, он дал команду оставить судно, и в довершение всего он бросил вас в этом плавучем аду… — Ну, хорошо, хорошо. Довольно. Увидимся на суде. — Вот это другое дело… — Мне пора, Парпей. — Адвокат Парпей, с вашего позволения. — Прощайте. — Вам придется задержаться. — Ну, что там еще? — Так… вздор… плевое дело… Но, знаете ли, лучше заранее быть наготове… Короче, ходят слухи, будто кто-то вел… некие записи, что-то вроде дневника тех дней на плоту… какой-то моряк, что уже само по себе говорит, насколько все это серьезно… вообразите: моряк-писатель — полная несусветица, впрочем, он, видимо, один из тех, кому удалось спастись… — Томас. Томас умел писать. — О чем это вы? — Не важно. — Есть в этом дневнике некоторые, как бы это сказать… щекотливые места… словом, там вся эта история подана не совсем так, как у вас и у других… — И читать. Книги. Он умел читать и писать. — Да вы меня не слушаете! — Что? — Постарайтесь понять: оклеветать человека ничего не стоит… Это может вас погубить… Короче, я подумал, готовы ли вы, если возникнет нужда, выделить известную сумму, вы понимаете, иначе от клеветы не защититься; с другой стороны, лучше придушить все это в самом зародыше, пока… Савиньи! Куда вы, черт подери! Савиньи! Нашли время обижаться… Для вашего же блага стараюсь: как-никак это мое ремесло… — Ваши свидетельские показания были весьма ценными, доктор Савиньи. Суд благодарит вас и просит занять место в зале. — … — Доктор Савиньи… — Да, простите, я хотел… — Вы намерены что-то добавить? — Нет… точнее… да. Я лишь хотел сказать, что… море, оно не такое… Нельзя судить о том, что там происходит… Море — это совсем другое… — Доктор, мы находимся в Трибунале Королевского флота: здесь прекрасно знают, что такое море. — Вы полагаете? — Поверьте, ваша прелестная книжица произвела на меня большое впечатление… пожалуй, даже чрезмерное для столь пожилой дамы… — Маркиза, помилуйте… — Скажу вам как на духу, доктор, ваша книга такая… такая жизненная; вот я читала ее и представляла себя на этом плоту, посреди моря, ах, прямо в дрожь бросает… — Вы мне льстите, маркиза. — Ничуть… ваша книга поистине… — Здравствуйте, доктор Савиньи. — Адель… — Адель, дочь моя, негоже столько канителиться: доктор крайне занятой человек… — А вы наверняка уже одолели доктора бесконечными вопросами о его похождениях. Не правда ли, Савиньи? — Беседовать с вашей матушкой для меня одно удовольствие. — За беседой и чаю недолго остыть. — Вы бесподобны, Адель. — Мерси. — Еще чашечку, доктор? — Темные глаза, говоришь? — Как есть темные. — Высокого роста, с черными гладкими волосами… — Связанными на затылке, сударь. — Моряк? — Смахивает на моряка. Но одет… как все, даже вполне прилично. — И не назвал своего имени. — Нет. Только сказал, что вернется. — Вернется? — Его обнаружили в таверне у реки… случайно… мы ловили двух дезертиров, а наткнулись на него… он называет себя Филиппом. — Он не пытался бежать? — Нет. Только возмущался, спрашивал, на каком основании его забирают… обычное дело. Сюда, Савиньи. — И что вы ему сказали? — Ничего. По нынешним временам полиция не обязана объяснять причину задержания. Мы, правда, не можем держать его долго, если не найдем достаточных оснований… Но об этом позаботитесь вы, не так ли? — Конечно. — Вот, проходите. Не надо слишком высовываться. Вон он, там, видите? Предпоследний справа. — Тот, что у стены… — Так это он? — Пожалуй, нет. — Точно? — Точно не он. Извините. — Однако приметы полностью совпадают. — Совпадают, но это не он. — Послушайте, Савиньи… Вы можете быть героем Королевства и близким другом всех на свете министров, но это уже четвертый человек, которого… — Не огорчайтесь. Вы и так потрудились на славу. — Да я не о том. Мы никогда его не найдем, и знаете почему? Потому что он мертв. Он сбежал из зачуханной больницы в этой зачуханной Африке, протопал черт-те сколько по какой-то чертовой пустыне и подох себе, изжарившись на солнышке. Все. Сейчас, в другой части света, этот субчик удобряет горстку песка. — Сейчас этот субчик уже в городе и скоро до меня доберется. Вот полюбуйтесь. — Письмо? — Позавчера его подбросили к моей двери. Читайте, читайте… — Всего одно слово… — Зато отчетливое, согласитесь. — Томас… — Томас. Вы правы, Пастор. Вам никогда его не найти. Но не потому, что он мертв. А потому, что он жив. Он живее нас с вами, вместе взятых. Он жив, как зверь, вышедший на охоту. — Савиньи, уверяю вас, что… — Он жив. И, в отличие от меня, у него есть все основания не умирать. — Но это безумие, Савиньи! Такой блистательный врач, знаменитость, именно теперь… когда перед вами распахнулись двери Академии… Вы и сами прекрасно знаете, что ваш труд о воздействии голода и жажды… словом, хоть мне он кажется скорее литературным, нежели научным… — Барон… — … он тем не менее весьма впечатлил моих коллег, и я искренне рад за вас. Академия преклоняется перед вашим charme… равно как и перед вашим… печальным опытом… Все это я понимаю, но я решительно не могу понять, почему именно сейчас вы вбили себе в голову, будто вам нужно уединиться в богом забытой глуши и стать, вы только послушайте, сельским лекарем, кажется, это так называется? — Так, барон. — С чем вас и поздравляю… В этом городе не сыскать врача, который не хотел бы, да что я говорю, не мечтал бы о вашей известности, о таком блестящем будущем… А вы, что же вы такое надумали, голубчик? Удалиться на практику в какое-то захолустье… кстати, что это за дыра? |