Онлайн книга «Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия»
|
– Но ведь у каждого автора свои особенности, свой стиль… – Это смотря у каких авторов, – засмеялась Тата. – Какой кошмар! И что, на это и вправду есть спрос? – Есть, – кивнула Тата. – Книжки недорогие, карманные, очень удобно взять в самолет, в поезд. А прочел – и выбросить не жалко. – Да… Значит, мне у вас, по-видимому, нечего делать, да? Тата молча развела руками. Когда Даниленко ушла, обе женщины облегченно вздохнули. – Жалко мне ее, – проговорила Тата. – А мне ничуточки! Потому что по сравнению с ее муженьком Ирина Бурова просто гений. – Не преувеличивай! – Знаешь, почему его издавали миллионными тиражами? Потому что он был хороший писатель? Ни фига! Он был секретарем Союза писателей! Я как-то студенткой еще попала в сельский магазин, там все было завалено «секретарской» литературой. Ее тогда печатали огромными тиражами, а на нормальные книги вечно бумаги не хватало, не помнишь, что ли? – Почему? Помню. – Ну вот и сиди со своей жалостью! – Я и сижу! Выйдя вечером из издательства, Тата неожиданно столкнулась лицом к лицу с Гущиным. – Наталья Павловна! – Вы что, меня ждали? – удивилась она. – Честно говоря, да. – Боже мой, зачем? – Мне хотелось вас увидеть на улице. Не в этом вашем кабинете… Без соседки… Так и кажется, что она ловит каждое слово. И вообще… Вы мне нравитесь! – Павел Арсеньевич! – смутилась Тата. – Можно я вас провожу? – Ну разве что до троллейбуса… – А до дома нельзя? Обещаю, что не стану напрашиваться в гости. Тата промолчала. А Гущин вдруг взял ее под руку: – Осторожнее, тут скользко! Наверное, я должна чувствовать себя польщенной, но мне почему-то неловко и неприятно. Хотя он, кажется, милый и, безусловно, красивый. И обаятельный… Только я не верю, что нравлюсь ему. Вот не верю, и все. – Как голова, больше не болит? – Нет, спасибо, вы меня вылечили. – Наталия Павловна, а можно я вас буду звать просто Наташей? А вы меня – Пашей. Паша и Наташа! Отлично звучит! – А ваша мама зовет вас Павликом… – Откуда вы знаете? Ах да, вы же говорили с мамой. Дурацкое имя, Павлик, терпеть не могу. Маленький павлин! Впрочем, если хотите, зовите Павликом, у вас это может ласково получиться… А кстати, ведь вы Павловна. Как звали уменьшительно вашего отца? Или зовут? – Звали… Мама называла его по-разному. То Поль, то Пабло, то Паоло, то Пауль, – с ласковой грустью сказала Тата. – Ей не нравилось имя Паша. Она говорила, что… Впрочем, это неважно. – А вам тоже не нравится имя Паша? – Почему? Мне все равно. Они шли молча и не заметили, как миновали троллейбусную остановку. – Ой, – спохватилась вдруг Тата, – мы прошли, надо вернуться. – А вам далеко? – Пять остановок. – А что, если пешком? Сможете? – Ну не знаю… – Пойдемте, Наташа. После мигрени совсем неплохо прогуляться. Полезно. – Но сегодня так сыро, – неуверенно произнесла Тата. – Ничего, не страшно. Пять остановок можно быстро пройти. – Павел Арсеньевич, ответьте, что вам от меня нужно? – Нужно? Мне ничего не нужно, – смутился он. – Хотя нет, вру! Вы мне нравитесь! Честно, честно! Я… как это… за вами ухаживаю! – Но я же намного старше вас. – Ну и что? Меня молоденькие не интересуют! Тата замолчала. А что, в самом-то деле, разве такого не бывает? Бывает… Тут же, конечно, вспомнился пример Пугачевой и Киркорова. Там еще не такая разница в возрасте… Но ведь он мне не нравится… Вот он держит меня под руку, а я совершенно спокойна. Рина сказала, что я как снулая рыба, а Ирка – что как остывшая геркулесовая каша… Какой кошмар! Неужели я произвожу такое впечатление? Хотя если он не врет, то… – Наташа, о чем вы задумались? – мягко спросил Гущин. – Я? Павел Арсеньевич, какая у вас собака? – Собака? – страшно удивился он. – Откуда вы знаете, что у меня есть собака? – Когда я звонила, ваша мама сказала, что вы гуляете с собакой. – А, как все оказывается просто. Да, действительно, как просто… И сколько информации вы умудрились извлечь из одного краткого телефонного разговора… Вы опасная женщина! Так вот, у меня стаффордшир. А у вас есть собака? – Была. Такса. – Ну такса – это дамская собачка. Много ты понимаешь, возмутилась про себя Тата. Лушка самая умная собака на свете. Права все-таки тетя Берта. Все мужики – мерзавцы. И этот вот завел себе такого страшного пса… Хотя стаффорды бывают вполне мирными… Тата и не заметила, как они дошли до ее дома. – Вот здесь я живу. Спасибо за прогулку, Павел Арсеньевич. – Она привычно взглянула на окна, там было темно. И вдруг ей стало так грустно, так тоскливо, что неожиданно даже для самой себя она сказала: – Может, зайдете? Я смотрю, вы без перчаток, руки, наверное, замерзли… – Чаем напоите? – Конечно. – С наслаждением зайду. – И он на секунду сжал ее руку. Господи, зачем я это сделала? Что ж теперь будет? А вдруг он ко мне полезет? И тут же Тата рассердилась на себя. Что за идиотка? Мне скоро уже сорок лет будет. Ну начнет приставать, а я его поставлю на место, чтобы неповадно было… Первым делом, поднявшись в квартиру, она посмотрела, есть ли записка от Иришки. Записки не было. Значит, скоро вернется, с облегчением подумала Тата. – Как у вас уютно! Сколько книг! – Да я уже не знаю, куда от них деваться, по-моему, книги скоро меня отсюда выживут. – А где ваша дочка? – Скоро придет. Павел Арсеньевич, пойдемте на кухню. Я сейчас что-нибудь приготовлю. У меня сегодня нет обеда, но… – Да вы не беспокойтесь, я неприхотлив. Черт побери, как-то это искусственно звучит в его устах. «Я неприхотлив». Ох, опять я редактирую… – О, дочка позаботилась о маме, сделала винегрет! Будете? – Конечно. – И можно открыть селедку, у меня есть баночка, очень вкусная… – Знаете что, я, может, сбегаю за бутылкой, а? |