Онлайн книга «Полоса везения, или Все мужики козлы»
|
– Увы! – И кто это решил? Уж не вы ли? – Я. – Да кто вы такая, чтобы иметь право судить? – возвысила она голос. – Я переводчица с двадцатилетним стажем, – скромно ответила я. – Переводчица? Тогда мне все ясно! Вы боитесь конкуренции, потому и не подпускаете талантливых людей, которые не ремесленники, которые вкладывают душу. Но, я этого так не оставлю! Я буду жаловаться! – Жаловаться? – чуть не рассмеялась я. – Позвольте спросить, кому? Это частное издательство, и выбор переводчиков, слава богу, никто не может ему навязать, даже налоговая полиция.. Кажется, она смекнула, что угрозами ничего не, добьется. – Простите, я погорячилась, просто меня так оскорбили ваши слова… Я много лет жила в Германии и во Франции, и лучше меня в Москве никто этих языков не знает! Ни одна душа! – Охотно верю, но вот с русским языком дела у вас обстоят не так хорошо. Вероятно, вы его немного подзабыли, живя за границей. – Что? – позеленела дама. – Да как вы смеете? – Да уж смею, Антонина Дмитриевна. Я не хотела пускаться в подробности, но вы меня вынуждаете. Вот возьмем ваш французский роман. – Вы знаете французский? – Знаю. Но тут дело не в нем. Вот первая фраза. «Мари-Франс жила в семиэтажном многоквартирном особняке…» – Ну и что? – А вы знаете, что такое особняк? – Это дом. – Совершенно верно. Дом. Но семиэтажных особняков, и уж тем более многоквартирных, не бывает! – Много вы понимаете! – фыркнула дама. – Вы бывали в Марселе? – Я не бывала в Марселе, но знаю, что там могут быть семи-, да хоть тридцатиэтажные дома, здания, дворцы, что угодно, но не особняки! Особняк – это небольшой дом, как правило на одну семью, пройдитесь по Москве, вы увидите множество старинных особняков, но… – Это советские благоглупости! Нежелание признать, что… Я молча повернулась к небольшой книжной полке, сняла оттуда словарь Ожегова, нашла нужную страницу, прочитала: «ОСОБНЯК. Благоустроенный небольшой дом городского типа, предназначенный для одной семьи или отдельного учреждения». – Ну пусть, – вспыхнула она, очевидно, признавая авторитет Ожегова. – Но что, стоит заменить слово «особняк» на «дом»? Это такая мелочь. Что вы еще там накопали? – Да вот у вас есть перл, я сейчас не помню на какой странице, но там один сидит ошуюю, второй одесную, а третий визави. По-вашему, это нормально? – Вы, я полагаю, не знаете, что такое ошуюю и одесную? – Представьте себе, знаю, но только у вас получается смешение французского не столько с нижегородским, сколько с… – Что вы несете? При чем тут Нижний Новгород? Так, приехали. Я постепенно начинала закипать. Эта особа вообще ничего не знает! – Если вы сами, Антонина Дмитриевна, не чувствуете, что подобное сочетание чудовищно, то говорить просто не о чем. Или вот: «Я знал, что она старая дева, но думал, у нее это прошло». – И что вас здесь не устраивает? – Все! Стародевичество вещь, конечно, прискорбная, но это все-таки не болезнь и пройти никак не может! Вот еще: «Она любила возиться на огороде и вообще, где придется». А вот эта роскошь: «Он его бывший сын»! Что значит «бывший сын»? – Имеется в виду, что его отец умер! – Я-то заглянула в оригинал и поняла, а что делать с читателем? – Подумаешь, это можно исправить… Не бывает переводов без каких-то ляпов… – Согласна, не бывает. Но когда перевод состоит из одних только ляпов… – Не правда! Это превосходный перевод! Допускаю, что там попадаются досадные огрехи, но в целом… Это ваши гнусные инсинуации! Пусть отдадут перевод на рецензию! Вы для меня не авторитет! – Решать этот вопрос не мне, но полагаю, издательство не сочтет нужным тратиться на рецензию. Я это рецензировала по долгу службы, и этого достаточно. Разумеется, у вас есть другие возможности напечатать ваши работы, но только не у нас! – Где Борис Евгеньевич? – Не имею представления. – Позовите его! – Попробую! Я встала и выглянула в коридор. Там был только охранник. – Валера, где Борис Евгеньевич? – Позвать? – Да, очень вас прошу! Между тем мадам Журасик изучала мои пометки на своей рукописи. – А чем вас не устроила вот эта фраза? «Пора наконец бросить обрыдлую лиру и заняться нашим посконным настоящим делом!» – Знаете, всем. Какое посконное дело может быть во французском романе? – Это опечатка. – Да? Допускаю, но что там было? – Я сейчас не помню! А вот тут что? – «Полы халата валялись на полу»! Потрясающе. Как они валялись – отдельно от халата? – Глупости! Это просто был длинный халат. – Вот и написали бы просто. А вот тут, где героиня поливает грядки? «У моркови воды навалом, а теперь ее ждет горох». Как воды может быть навалом? – Так говорят, когда чего-то много. – Да, можно даже сказать «У меня времени навалом», но воды навалом быть не может, тем более в авторской речи! В этот момент в комнату заглянул испуганный Вырвизуб. – Борис Евгеньевич! Это возмутительно! – заявила Антонина Дмитриевна. – Вы отдали мои произведения в руки какой-то наглой особе! – Антонина Дмитриевна! – вдруг повысил голос Вырвизуб, – я попросил бы вас выбирать выражения… – Напрасная просьба, – фыркнула я, – вот этого-то как раз Антонина Дмитриевна не умеет! – Мария Никитична! – укоризненно покачал головой Вырвизуб. – Я требую, чтобы вы отдали мой перевод на рецензию компетентному человеку, которому я могла бы доверять! Мнение этой… дамы для меня ничего не значит. Она мне просто завидует! Вырвизуб болезненно поморщился. – Мария Никитична, каково ваше заключение? – обратился он ко мне. – Меня не интересует ее заключение! Тоже мне, эксперт, смазливая бабенка будет судить о моем творчестве! – Во-первых, Мария Никитична всеми уважаемая очень известная переводчица, к тому же член Союза писателей, если хотите знать! – разозлился Вырвизуб. – А во-вторых, мы не имеем возможности платить рецензентам. Слово Марии Никитичны для нас имеет решающее значение. |