Онлайн книга «Борька, я и невидимка»
|
– Про завод я ничего не знаю, – ответил Владик. – Знаю про пузырьки. В десять часов. И все. Владик убежал. А мы все равно не пошли собирать пузырьки. Утром в половине десятого мы собрались у кино. Пришли все до одного человека. Даже Дутов пришел, хоть он и боялся, что, если будет недисциплинированным, так его вообще из школы выгонят. А потом мы сели на четырнадцатый трамвай и поехали на завод. Ребята всю дорогу молчали. Мне тоже было немножко страшно. Из-за этого мы даже на всех билеты купили. Кондукторша нас три раза считала и сказала, что в первый раз видит таких сознательных школьников. Трамвай остановился у самого завода. Мы подошли к проходной, а там сидит дежурный. Он нас спрашивает: – Вы, ребята, куда? – Мы к директору. – А заявка на вас есть? – Какая заявка? – Пропуск нужен. Позвоните в Бюро пропусков. Я говорю: – А где звонить? – Вон телефон на стенке. Набирай пятый номер. Я набрал пятый номер. Мне отвечают: – Бюро пропусков. Я говорю: – Можно нам на завод пройти? – Кто говорит? – Костя. – Фамилия! – Фамилия – Шмель. – Как? – Шмель! – кричу я. – Насекомое такое знаете? – По какому вопросу? – Мы не по вопросу. Нам станки плохие прислали. Мы – к директору. – Передайте трубочку вахтеру. Дежурный взял трубку, послушал. Потом говорит: – Товарищ Шмель, давайте паспорт. Я говорю: – У меня нет паспорта. – А без паспорта я пропуск выписать не могу. Ребята стоят и переминаются с ноги на ногу. Дутов запыхтел. – Лучше пойдем пузырьки собирать. Еще успеем. Если бы он про пузырьки не сказал, может быть, мы так на завод и не попали бы. Ушли бы – и все. Но ребята как услышали про пузырьки, прямо задрожали, будто их током дернуло. Кричат: – Никуда не пойдем! – Хоть до вечера будем ждать! И я тоже решил: буду сидеть хоть до вечера. Потому что мы пузырьки собирать не пошли, и теперь нам без станков лучше в школу не ходить. Вообще-то Владик не ябеда. Он только все время носится как угорелый, а не жалуется. Но ведь и так его заметили, что мы не пришли. Сейчас, наверно, говорят: «Конечно… шестой „Г“… ничего удивительного». А мы ведь не для себя стараемся. Может быть, вся школа станков ждала. И шестой «Б» – тоже, хоть они пузыречники. Я говорю дежурному: – Сами станки испорченные прислали и сами еще не пускаете. А он говорит: – Про станки, ребята, я не знаю. А пускать не положено, если без заявки. Мы вышли из проходной и стоим. Вика говорит: – Костя, а ты позвони директору. Я отвечаю: – Сама позвони. Пусть он на тебя кричит, а я не хочу, что бы он на меня кричал. Я ведь не орел. Это ты, может, орел. Ты и звони. Это я так сказал, потому что разозлился. А Вика просто под руку подвернулась. И еще мне было обидно, что я ничего придумать не мог. – А я позвоню, – сказала Вика. Она опять зашла в проходную. А мы стоим, и нам даже разговаривать не хочется. Да еще дождик пошел. У нас в Ленинграде зимой всегда дождик идет. А Первого мая – снег… Вдруг Вика выбежала из проходной. – Ребята, идем. Пропустили! Я с директором говорила – он всех пропустил. На заводе во дворе я так головой вертел, что чуть под паровоз не попал. Там на рельсах паровозик стоял – маленький такой. То есть я не совсем не попал, а так… Если бы он ехал, то попал бы. Машинист мне пальцем погрозил. Значит, я все-таки мог попасть. Когда мы подошли к зданию, где директор, у меня ноги стали какие-то слабые. Как тогда, на лыжах. Один бы я ни за что не пошел. Все кругом бегают, какие-то тележки ездят. И еще я думал, что директор нас сейчас орлами назовет и выгонит. У нас в школе все директора боятся. А этот, наверное, еще хуже. На третий этаж мы поднимались медленно-медленно. Ребятам тоже как-то страшновато было. А я ведь еще впереди шел, чтобы не думали, что я струсил. Я подошел к двери и открыл. А Борька меня подтолкнул, и я влетел прямо в комнату. Там сидела какая-то женщина. Около нее – четыре телефона. Но это я потом разглядел телефоны. Сначала ничего не разглядел. Женщина спрашивает: – Тебе кого нужно, мальчик? Я говорю: – Ой, подождите, там еще ребята стоят. И выскочил обратно. И дверь закрыл. – Ты чего толкаешься? – шепчу я Борьке. А он тоже шепчет: – Я не толкаюсь. Тут дверь открылась. Подошла эта женщина, посмотрела на нас и засмеялась. – Вот оно что. Ну, проходите. Сергей Васильевич вас ждет. Она подвела нас к двери с табличкой: «Директор». Она от крыла дверь, и я зажмурится. Я думал, толстый меня сразу узнает. – Входите, не боитесь, – сказал директор. Я открыл глаза и увидел директора. Он был не толстый. Это был совсем другой человек. И шея у него не толстая. – Ну, входите, что ж вы у двери топчетесь? Кто из вас Данилова? – Я. – Это с тобой я по телефону говорил? – Со мной. – Чего же вы от меня хотите? Ребята молчали. И я молчал. Не знаю почему. Комната была очень большая. И ковер на полу большой. И вообще громко говорить было страшно. – Вот чудаки, – сказал директор. – Пришли и молчат. Вы садитесь. Перед столом директора стоял другой стол, длинный. И возле него стулья. Мы сели на стулья. – Так в чем же дело? А мы молчим. – Ну молчите, – сказал директор. – Я работать буду. А вы вспоминайте, зачем пришли. Директор придвинул к себе бумаги и начал их черкать карандашом. Но я заметил, что он все время на меня поглядывает. Я сидел ближе всех, потому что первый вошел. Мне было видно, что он не пишет, а рисует. Он меня рисовал. Я сразу узнал, потому что он веснушки нарисовал на лбу и на носу. Только очень много – все лицо как рябое. Я вытянул шею, чтобы рассмотреть получше, а он спрашивает: – Похоже? На самом деле было не очень похоже, но я боялся, что он рассердится, и говорю: – Очень похоже. Только веснушек много. У меня столько нет. |