
Онлайн книга «Долгая дорога домой»
– Стреляют. – К нам не влетит? – Нет. Думаю, нет... забор. Какие-то звуки, подобно волне, перекрывали даже хор автоматных очередей. – Канай сюда. – Что? – Слазь вниз, говорю. Пан Юзеф сидел на кровати и тыкал по кнопкам своего телефона, ругаясь последними словами... – Неладное дело, Стрелок... тикать надо... Внезапно граф понял, что за звуки раздавались во всех сторон. Он находился в блоке, где сидели «за политику» – и сейчас кричали арестанты. Боевой клич мятежников – слово «Польша». Оно выкрикивается не в два слога, как при скандировании – Поль-ша!, а в один слог, быстро – Польша! Получается как бы вызов, крик исторгается из горла, из самой души. Вот все политические и не спали – орали «Польша!», глядя на то, что происходит за окном. Пан Юзеф, наконец-то, дозвонился до кого-то. – Земанек, ты? Дрыхнешь? Нет? Что на воле делается? Получив какой-то ответ, пан Юзеф повеселел. – Добро. Заедешь за мной с утра... знаешь, где я. Склады все закрой... на халяву никого поить не будем. Так и скажи, если кто возбухнет – здесь пана Юзефа добро. Тронете – порвут, так и скажи. Все, давай. Бросив телефон на шконку, пан Юзеф от радости несколько раз хлонул в ладоши. – Рокош! – Что? – Рокош, говорю! По всему городу бой... полициянтов бьют, русских бьют, жидов бьют. Наше время пришло. Завтра соскочим... За ними пришли в пять утра, когда над Варшавой только занимался рассвет. Сначала кто-то пробежал по коридору, крича «Польша!», как оглашенный, потом загремели ключами. Отрывисто лязгнул засов. – Сколько здесь!? – Двое! – ответил за обоих пан Юзеф. – Выходите, братья! Свобода! Польша! – Польша... мать их так... – негромко выругался пан Юзеф, только и орать про Польшу. Как дела делать... Пошли... Стрелок... В мрачном каменном коридоре – это было старое здание ДПЗ, построенное еще в начале прошлого века, строили на совесть – кипит людская толпа. Кто-то уже с кем-то разбирается – людской водоворот, кого-то месят ногами. Убивали тюремщиков – видимо, стояли до последнего, не желая выпускать на улицы уголовный сброд, оставались верными присяге до конца, хоть многие другие уже присягу эту предали. Кто-то просто пытается выбраться наружу как можно быстрее. Все решетки – настежь, двери в камерах – настежь, двери между блоками – настежь. Никто никого не пытается сдержать, все делают, что хотят. На улице одна за другой гремят автоматные очереди, то ли в небо, то ли еще куда. Анархия... – Двигай за мной, Стрелок, – по-хозяйски распорядился пан Юзеф, смело бросаясь в людской водоворот. Никому ни до кого не было дела – в том числе и до графа Комаровского, сына генерала Тадеуша Комаровского. Революция – это всегда анархия, если открывают камеры, то открывают их все и ни на что не обращают внимания. Это потом появится революционный порядок – какая-то копия нормального порядка. Вместе с людской лавой их пронесло по коридору и выбросило в тюремный двор, туда, где принимали машины с предварительно арестованными. Двор был большим, с двумя воротами, которые не могли быть открыты одновременно. Сейчас внутренние ворота были открыты – они сдвигались в сторону, въезжая в стену, внешние – снесены бронетранспортером, сунувшим внутрь свое тупое ребристое рыло. Внутри, там, где должны были разгружаться машины с арестованными, – две большие машины, бортовая и самосвал, над бортовой – бело-красный флаг Польши. Прожектора включены все до единого, безжалостный свет слепит глаза. Люди с мегафоном, с оружием... – Все, кто желает защищать Польшу – сюда! Получите оружие! Вступайте в Армию Людову! Бей русских оккупантов! Бей жидов! Польша! Польша!!! У машин – жидкое месиво толпы, пихают друг друга, матерятся. Граф Ежи остановился, чтобы понаблюдать за происходящим – и кое-что понял. Все организованно. Двое, с ноутбуком, – они записывают желающих и дают опознавательный знак – бело-красную повязку на руку. И еще что-то – вроде карточек, граф Ежи не успел рассмотреть. Потом те, кто записался, подходили к машинам. С бортовой выдавали оружие – граф заметил, что это были автоматические винтовки, не русского образца, одного типа – значит, это где-то готовилось и винтовки поступили в Польшу централизованно. С другой машины выдавали снаряжение – разгрузочные жилеты, уже снаряженные. И гранаты. – Стрелок! Пан Юзеф схватил его за руку, вывел из кипящего водоворота толпы. – Слушай сюда, Стрелок, слушай старого человека. За ворота выйдешь – иди, куда хочешь. Но с рокошанами не связывайся... Ни к чему это. Кровью умоешься. Пошли. Вместе они вышли из пробитых бэтээром тюремных ворот – граф успел заметить на броне следы от пуль. Значит – где-то была перестрелка, и, возможно, кто-то еще сражается. – Юзеф... Прямо у тротуара стояли две машины, «Бенц» и «Татра», обе представительские, черные, поблескивающие лакировкой в неверном свете еще не выключенных фонарей. У машин – несколько человек, все как один – в черных кожаных куртках, на груди поблескивают золотом цепи – показатель успешности контрабандиста. Многие побрили головы наголо, а кто нет – стрижка, как военная, короткая. Вооружены до зубов – у каждого автомат, у кого на боку, у кого на пузе, пояс с пистолетом или двумя. Тоже – гранаты. – Счастливо откинуться... – Откинулся, и слава Йезусу... – глубокомысленно заметил пан Юзеф. – доброго здравия и фарта тебе, Франтишек, и тебе Земанек, и всем деловым кентам. Прибарахлился, смотрю... – А то... бесплатно, блин... Мы в очередь встали – типа за Польшу рубиться – нам дали. Забашляли немного – так нам еще добавили. Тяжко сейчас жить без нагана. И контрабандист захохотал. – Язык прикуси... – сухо заметил пан Юзеф. – Где цистерны? Не нашел, небось? Башкой надо думать, а не автоматом. Ладно... Пан Юзеф повернулся к графу Ежи: – Если желаешь – работу дам. Сейчас все за Польшу ратуют, работать некому... а надо. – Не желаю. – Как знаешь... Тогда бывай, Стрелок. Пан Юзеф повернулся к машинам, резко отмахнул рукой... – Поехали! * * * Несмотря на раннее утро, везде в домах горел свет, на улице было много людей и автомобилей, людской вал тек по улицам, автомобили постоянно сигналили, внося еще бо#льшую сумятицу в происходящее. На тротуарах то тут, то там кровь, где-то убитые, на фонарях жуткими гроздьями – повешенные, многие в форме, полицейской и жандармской. Разбитые машины, многие – со следами обстрела, крови, какие-то сгоревшие. Битое стекло, хрустит при каждом шаге. Лица были у кого восторженные, у кого злые, остервенелые, кто-то уже был с боевым оружием, кто-то – с польскими флагами, некоторые – в полицейского образца бронежилетах, фуражках, многие пьяные. Кто-то, наоборот, – прятался, смотрел на происходящее с балконов, с каких-то балконов свисали на улицу красно-белые флаги. На перекрестке палили в воздух из ружей, во многих местах кричали «Виват Польска!»... |